Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Финал картины трагичен. Халид, египетский Вронский, безупречен по отношению к Наваль, у нее нет ни единого повода ревновать его, ибо любимый ей бесконечно верен и до конца предан. Но начинается война, и как офицер он призван на фронт. Кадром, где Халид идет в разведку, подрывается на мине и гибнет, обрывается история любви. Наваль возвращается в Египет, пытается вернуть сына, но безуспешно – отныне она обречена на одиночество и безутешное страдание. В отчаянии Наваль выходит на середину железнодорожных путей, где ее насмерть сбивает мчащийся скорый поезд.

События картины, таким образом, закольцованы – она начинается сном Наваль, будто на своей машине она едет через железнодорожный переезд. Вдруг машина перестает ей повиноваться – мотор заглох, дверцы заклинило. Она видит, как приближается на полной скорости поезд и, если немедленно не выбраться, он снесет ее вместе с автомобилем. Вот, наконец, она смогла открыть дверцу и выйти, но и тут ее не отпускает машина – подол платья защемило дверцей. Поезд уже рядом, смерть неминуема, и она просыпается с громким криком…

Фильм, очень европеизированный, без этнического или религиозного налета, снят с полным уважением к литературному оригиналу: перенесенный в другое время и в другую страну, он сохраняет нерв несчастной любви, где самой страдающей стороной все равно оказывается женщина, позволившая себе любить того, кого она хочет любить, и быть любимой тем, кем она хочет быть любимой. Египетской Анне не пришлось разочароваться в запретной любви, ее Вронский оказался на высоте отношений, но так или иначе Наваль-Анна терпит крах – как жена, как мать и как возлюбленная.

Река любви иссякла.

Вместе с тем картина значительно облегчена: «Каренин» показан полностью отрицательным, без единого смягчающего пункта, «Вронский», напротив, абсолютно положительный, без малейшего пятнышка и тени. Таким образом, мотивация «Анны», когда она решается на адюльтер, тоже смягчена. От такого злого и невыносимого мужа хочется бежать куда глаза глядят, тем более, когда встречается такой благородный молодой красавец, как герой Омара Шарифа (артисту, восходящей мировой звезде первой величины, на момент съемок было 28 лет и он уже был женат на Фатен Хамама, перейдя из христианства в мусульманство и сменив имя ради любви и женитьбы на этой актрисе[413]). Мучения «Анны» тоже совсем иного рода, нежели в романе Толстого: если что-то ее и мучит, так это разлука с сыном, но не подозрения по поводу «Вронского» и его посторонних любовных намерений.

Фильм облегчен и в другом отношении: Наваль не родила дочь от Халида, так что переживаний по поводу странностей материнской любви (сильная привязанность к ребенку от нелюбимого мужа и почти полное равнодушие к ребенку от любимого мужчины) здесь тоже нет. На долю «Анны» достаются чистые, не осложненные психологическими проблемами страдания – хотя актриса Фатен Хамама, звезда египетского кинематографа номер один, «национальное сокровище», как ее называл президент Египта Гамаль Абдель Насер, справилась бы, наверное, с более сложным рисунком толстовской героини.

Начало 1960-х было урожайным на экранизации толстовского романа и в Европе. В 1961 году на телеэкраны Великобритании вышла «Анна Каренина» режиссера Рудольфа Картье[414] с Клэр Блум[415] (Анна) и тридцатилетним Шоном Коннери, которому оставался всего лишь год до того времени, когда он стал сниматься в фильмах о секретном агенте 007 Джеймсе Бонде («Доктор Ноу», 1962, «Из России с любовью», 1963, «Голдфингер», 1964, «Шаровая молния», 1965 и «Живешь только дважды», 1967). Телеэкранизация по роману Толстого, замечу, обошлась без осовременивания – действие происходит там, где и должно происходить – как бы в Москве и как бы в Петербурге, и тогда, когда должно происходить, то есть в XIX веке: в титрах стоит 1880 год. Начало картины тоже соответствует роману: Анна едет в поезде Петербург–Москва, на вокзале встречающие, среди которых Вронский и Стива Облонский (Джек Уотлинг). Вронский пребывает в расцвете победительной мужской красоты, которая вскоре покорит Анну (здесь она невысокая худощавая хрупкая женщина, с огромными черными глазами, в которой все же можно разглядеть толстовскую героиню), и она, на свою погибель, потеряет голову. Костюмы персонажей (если не считать непонятных военных мундиров и орденов на них) вполне соответствуют эпохе – постмодернистская эстетика и анахронизмы тогда еще не проникли на британское телевидение, и лошадь Вронского зовут так, как ей положено, – Фру-Фру.