Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Фильм достоверен и сдержан в изображении Петербурга времен Достоевского – нет ни балалаек, ни фонтанов из водки, нет ни скопления уродов и уродств. Но зато как ощутима болезненная, мучительная, муторная атмосфера, сопровождаемая тревожной, надрывающей сердце музыкой, – в это пространство веришь как в подлинное, веришь и в то, что Раскольникову трудно и страшно.

Не побоялся режиссер BBC и Эпилога романа.

…Болотистая местность, лесоповал. Заключенные таскают тяжелые бревна, ступая по щиколотку в воду. Страшные, уродливые лица, лохмотья на плечах, почти беззвучная пантомима.

Появляется Соня (Лара Белмонт).

«– Ты бледна…

– Я болела, потому несколько недель не могла прийти.

– Я подумал, что ты одумалась и отказалась от затеи. Не сможешь ты семь лет так жить. Сможешь? Нашла себе работу?

– В городе очень мало белошвеек и почти нет модисток.

– Так ты стала необходимой?

– Для тех, кому нужны шляпки.

– Не только для них…»

Раскольников осторожно касается ладони девушки.

Молодые люди сидят рядом у воды спиной к зрителям и беседуют. Их лиц не видно. Всё в их жизни может повернуться и так, и эдак. Без гарантий, без страховки, без показных молебнов и скороспелых «обновлений». Финал открытый, максимально точный и честный.

VII

В совместном проекте США, России и Польши экранизация-адаптация «Преступления и наказания» (2002, 117 мин.)[495] израильского режиссера и продюсера компании Cannon Films Менахема Голана, где сценаристом в титрах значится он и Федор Достоевский, перенесена из середины XIX века в конец 80-х – начало 90-х ХХ столетия. Изменению подверглось не только время действия, но и его территория: вместо жаркого июльского Петербурга мы видим заснеженную Москву (видимо, по причине того, что теперь она столица Государства Российского). Режиссер, известный картинами в жанре научной фантастики, снял постперестроечную Москву как город болезненных контрастов: виды Кремля, сталинских высоток, мавзолея Ленина и смены военного караула возле него чередуются с грязными, запущенными коммуналками, их убогим бытом и нищим населением.

Картина свидетельствует: ничего не изменилось в России Достоевского за сто тридцать лет, разве что стало еще хуже. Родион Раскольников (здесь он бывший студент юридического факультета Московского университета, приехавший в столицу из российской провинции и ныне оставивший учебу), как ему и положено по сюжету романа, страдает от нищеты и социальной несправедливости. В мечтах своих он вынашивает план истребления жадной старухи-процентщицы – только теперь это уже не комплекс Наполеона; ныне его кумир – немецкий философ Фридрих Ницше, чей портрет в рамке висит на стене обшарпанной съемной комнаты в окружении обрывков грязных обоев. Родион Романович (Криспин Гловер) истеричен, фанатичен и за год до событий написал взрывоопасную статью под названием «Высшее существо», которую опубликовал в «Вестнике Московского университета»: ее читают родные и близкие, не всегда понимая, о чем же здесь идет речь. Экземпляр «Вестника» находится здесь же, в комнате Роди, его листают, изучают…

Но поразительно, что товарищ Роди, Дмитрий Разумихин, тоже студент (Мэтт Сервитто), из точки уже прожитой после Достоевского истории России воспринимает идею об «особенных людях», которые имеют право на преступление и даже на убийство, как очень знакомую: это ведь рифма к строкам песни «Германия превыше всего» – символу нацистской идеологии Третьего рейха, всемирно известному с момента прихода Гитлера к власти. «Übermensch» (сверхчеловек), – произносит Разумихин ключевое слово, кивая на портрет Ницше. Люди второй половины ХХ века, послевоенное поколение, понимают, что от идеи особенных людей до идеи особенных наций один короткий шаг. («Претенциозное эссе, – скажет о статье Раскольникова следователь Порфирий Петрович; здесь он фигурирует как полковник Министерства внутренних дел П. П. Иванов (Джон Хёрт). – Юноша напрашивается на неприятности».)

Мать Родиона Романовича, Пульхерия Александровна Раскольникова (Ванесса Рэдгрэйв), представленная здесь почему-то как «утонченная дама с Украины», трижды прочтет статью сына и поймет только одно: ее Родя – великий мыслитель, он будет ярчайшим светилом интеллигенции и деятелем государственного масштаба. В отличие от литературного первоисточника, где Пульхерия Александровна повреждается рассудком еще до судебного процесса, в картине Голана она выступает на суде в защиту сына и рассказывает трогательные истории из его детства.