Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Нищета и несчастья Катерины Ивановны Мармеладовой (Марго Киддер) усугублены: у нее не трое, как в романе, а пятеро голодных детей одного роста, она страшится даже думать об их будущем, видя вечно пьяным своего мужа; ей приходится рассчитывать только на Соню, с которой она, мачеха, постоянно дерется и ругается. Соня, пышноволосая длинноногая шикарно одетая блондинка (Эвиталь Дикер), совсем не тяготится своим занятием; ее клиенты – серьезные люди из мира бизнеса и криминала. Один из них, Петр Петрович Лужин (Ричард Линч), жених Дуни Раскольниковой (Софи Уорд), фигурирует как богатейший промышленник России; он встречается с Соней в дорогих отелях и в своем офисе, куда однажды к нему пришел Родион Романович и все понял про своего будущего зятя. («Приходится как-то выживать», – объясняет Соня Роде, хотя уровень ее выживания, судя по шикарному костюму и привычкам, очень даже завидный.) Фабрикант Лужин в буквальном смысле слова и в точных цифрах хочет купить Дуню, пообещав ее матери три миллиона рублей за сводничество (цифра не должна пугать своей огромностью – в стране инфляция). Пульхерия Александровна, державшая договор в тайне, смущается, когда цифра выплывает наружу, но смущается недолго – дело обычное, Дуня даже не обиделась на мать, ибо «утонченная дама» не может смириться с нищетой.

Подобных искажений, перекосов и киноляпов в картине столько, что всё не перечислить (ну, скажем, взятые у процентщицы вещи Родя зарывает в тающий снежный сугроб). Есть и более существенные изъяны: в картине вовсе не нашлось места для Свидригайлова – почему-то не понадобились ни он сам, участник важнейшего сюжета с Родей и Дуней, ни его деньги на сирот Мармеладовых, на перемену участи Сони, на ее дорожные расходы в Сибирь. Судя по такому режиссерскому решению, Соня мыслится как успешная в своей профессии дама, которая не нуждается в покровителе и его помощи.

Но самые интересные повороты экранизации-адаптации связаны с тем, как обставлены диалоги Родиона Романовича и полковника МВД П. П. Иванова. Один из них – весьма и весьма пикантный – происходит в одной из московских бань (Сандуны?); крупные чины МВД сидят в парилке, потом плещутся в бассейне, курят сигареты и запивают беседу шампанским (иные водкой); сюда же для профилактических внушений приглашены Раскольников с Разумихиным, и они тоже не чураются банных наслаждений и выпивки.

Вторая беседа происходит в милицейской конторе под портретом Ленина. Но самая впечатляющая – третья: та, где П. П. Иванов, придя на квартиру Раскольникова, объявляет ему, что доподлинно знает, кто убийца старухи-процентщицы и сестры ее Лизаветы: «Вы убийца! Вы и только вы».

Из душной комнаты Роди они выходят на улицы Москвы, идут по Большому каменному мосту, и Порфирий Петрович приводит подозреваемого к Кремлевской стене, где начинает склонять его к чистосердечному признанию.

«Не пренебрегайте жизнью. Каждый день – это сокровище. А Сибирь – это долгая смерть. Как можно не хотеть жить? Вы молоды, у вас все впереди. Если признаетесь, получите мало, обещаю. Признаетесь – освободитесь от своего личного ада. Боритесь за жизнь, юноша, не сдавайтесь».

Раскольников ему не верит: «Вы не знаете, что это я их убил. Вы не знаете, какой будет приговор». Но полковник настаивает: «Убили вы, я это знаю. Но вы не злодей. Вам есть, ради чего жить».

У мавзолея Ленина смена караула. Порфирий Петрович идет с Раскольниковым вдоль захоронений рядом с Кремлевской стеной и останавливается у одного из них.

«Вы знаете, кто здесь лежит? – полковник указывает на бюст Сталина. – Его деяния в миллион раз хуже ваших. Он так и никогда не раскаялся, не принял наказания, не обрел новую жизнь и искупление. А вам повезло. Посмотрите вокруг: Бог был изгнан отсюда более чем на 70 лет. Человек, здесь похороненный, ненавидел Бога. Он не давал своему народу прийти к Богу за милостью или прощением. Первый шаг на пути к прощению – отдать себя во власть правосудия. Вы не превыше закона. Вы не сверхчеловек. Вы не верите, но Бог вам поможет. Принятие наказания и делает из вас сверхчеловека. Уметь принять себя – это и есть быть сверхчеловеком… Подумайте, друг мой. Страдание очищает душу».

В монологе Порфирия Петровича, которого нет и не могло быть в романе, важно подчеркнуть два места.