Во-первых, есть злодеи, масштаб деяний которых поражает всякое воображение и не идет ни в какое сравнение с тем, что совершил Раскольников. Кроме того, такие злодеи – вечные персонажи мировой истории и не исчерпываются древностью. Парадоксально подтверждается правота рассуждений Родиона Романовича о том, что законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, – Ликург Спартанский, Солон Афинский, Наполеон Бонапарт «и так далее, все до единого были преступники» (6; 200) и не останавливались перед кровью, если только кровь могла им помочь. Таким образом, в список Раскольникова Порфирий Петрович, персонаж современной экранизации, уверенно добавляет нераскаявшегося злодея Сталина, который точно подходит под категорию «особенно страшных кровопроливцев» (Там же). И самое главное: памятник злодею установлен в некрополе для особо выдающихся государственных деятелей, и это значит, что злодей, если воспользоваться термином Раскольникова, – «господин будущего» (Там же). Преступления гигантских масштабов преступника прославляют, может, даже в веках, а преступления микроскопические, с жертвами малыми и ничтожными, его только позорят, и тут уже вступает в действие закон.
Второй пункт монолога полковника – вопрос о раскаянии. Отдать себя во власть правосудия, признать свою вину – это только первый шаг на пути к прощению. Арест, суд, тюрьма, каторжные работы – далеко не эквивалент раскаяния, которое требует огромной духовной работы, отказа от убеждений, приведших к преступлению, суда над собой, сожаления о содеянном и жалости к жертвам. Только в этом случае можно надеяться на обновление и воскрешение.
Как обстоит дело с
Можно сказать, что здесь – вариант сильно облегченный. Монолог полковника впечатлил собеседника далеко не сразу – сначала Родя дерзко ответил, что слушал речь «из одного любопытства». Сдавшись правосудию, выступал на суде, «все больше и больше себя обвиняя», так что суд решил, что преступление было совершено в приступе помешательства. Порфирий Петрович честно признался, что выполнил обещание, данное Родиону, и «вмешался в дело, чтобы удостовериться, что все пройдет гладко, и лично передал судье небольшой подарок» (в фильме есть красноречивая сцена: следователь и судья идут по аллее парка и первый передает второму плотный красный конверт с «подарком»). Суд оглашает вердикт – «семь лет на вольном поселении с трудовыми работами». «Приговор был намного мягче, чем можно было ожидать за такое преступление».
Соня, как и ожидалось, поехала за Раскольниковым, устроилась на работу в тюремном лазарете, ухаживала за ним и смиренно ждала, пока он смягчится к ней, поймет и оценит ее чувства. Ждать ей пришлось едва ли не весь срок, но под конец лед тронулся: «Однажды воскресным утром, проспав почти сутки, Раскольников проснулся. Он стоял у окна и чудесным образом увидел Соню, стоявшую у своего домика, которая как бы чего-то ждала. Он почувствовал себя странно оживленным. Неужели это начало его выздоровления? Что-то пронзило в этот момент его сердце, и он вздрогнул».
В Эпилоге фильма звучит закадровый голос: «Раскольникову было 29 лет, когда его выпустили из тюрьмы. Как видим, жизнь дает шанс даже самым отъявленным преступникам. В Библии сказано, что тот, кто расплатился за свои грехи, чище того, кто не грешил вовсе».
Однако отсидеть в трудовом лагере положенный срок в ожесточении и неприязни ко всему миру и только под конец понять, что на воле есть верная и любящая женщина, – это еще не значит расплатиться со смертным грехом, «вопиющим к небу об отмщении за него», как такой грех традиционно называется; ведь речь идет об умышленном человекоубийстве, да еще совершенном по умственной теории и того более – «по совести».
Скостить Раскольникову срок помогло ходатайство Порфирия Петровича и его взятка судье. Но никакая взятка и никакое ходатайство не смогут облегчить совесть и память преступника, даже и отбывшего наказание, если не случилось у него подлинного раскаяния.
Фильм легко освобождает Раскольникова от настоящей расплаты, остановившись на этапе первого шага. Ссылка на Библию в таком случае беспомощно повисает.
…Черно-белую бразильскую драму «Нина» (режиссер Эйтор Далия, 2004, 84 мин.)[496]
не без основания считают вольной экранизацией «Преступления и наказания» в готическом стиле. Молодой художнице-граффитчице (Гута Штрессер), которая подрабатывает официанткой в закусочной одного из бедных кварталов Рио-де-Жанейро, по ночам снятся и мерещатся страшные сцены, уродливые лица, окровавленные ножи и топоры. Свои жуткие фантазии она превращает в мрачные комиксы, переносит их на бумагу и постепенно сама теряет ощущение реальности.