Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Несостоявшийся цареубийца Раскольников в одной из бесед с Пор-фирием Петровичем – тот грамотно ведет игру на поражение, спрашивая у Родиона Романовича: «Может ли преступник быть спасен?» – горделиво утверждает: «Исключительный человек не нуждается в спасении».

На этой краеугольной мысли Раскольников стоит до самого конца. «Я бы пошла за вами на край света, если бы вы раскаялись», – говорит ему Соня. Но революционер Раскольников каяться не собирается. Понуждаемый Соней и выпитой вместе с ней водкой, он способен на признание в убийстве, но держится своего: «Я не жалею о содеянном и не позволю чувству вины взять верх».

ЭПИЛОГ. Сибирь. Раскольников на каторге. Конвойные им недовольны за то, что он мало и медленно работает, заключенные его травят, подозревают в шпионаже и как-то раз, напав вчетвером на одного, зверски, до полусмерти избивают. В бреду ему мерещится Соня в зеленом поле среди спелых подсолнухов. Очнувшись, он видит ее наяву.

«– Соня! Зачем вы…

– Молчите. Вы долго были без сознания. Я сказала вам, что пойду за вами на край света, если вы раскаетесь. И я сдержала свое слово.

– Уезжайте отсюда.

– Я сняла комнату в городе. И у меня есть работа здесь, в тюрьме. Я ухаживаю за больными. Мы больше никогда не расстанемся, любимый. Вы – мое искупление».

Она нежно целует его. Он молчит.

Звучит голос тюремного священника. «Давайте вознесем хвалу небесам в это пасхальное воскресенье за чудо, дарованное нам Всевышним. Это чудо воскрешения Господня, возрождения жизни, возрождения человечества. Кто мертв – родился заново, кто спал – пробудился ото сна навстречу новой жизни. Христос Воскресе!».

Заключенные, построившись для пасхальной службы, падают ниц и отвечают согласным: «Воистину Воскресе».

«Все грехи прощены», – заключает свою проповедь священник.

Соня простодушно принимает признание Раскольникова за раскаяние. Сама она нашла искупление в своем грехе, поехав за осужденным в Сибирь и внушив себе, что любит его.

Раскольникову «приписано» раскаяние как бы по умолчанию, на фоне коллективного пасхального настроения. Но сам он так и не сказал никогда, что сожалеет о содеянном, что отказался от своих идей, от своей исключительности, что нуждается в спасении и воскрешении. Едва очнувшись после долгого беспамятства, он был еще слишком болен и слаб, чтобы противиться принуждению быть как все.

Эпилог американского «Преступления и наказания» – едва ли не самая фальшивая нота этой грубой киноподелки.

Но зато какой контраст с американским фильмом представляет другая англоязычная двухсерийная картина (200 мин.) «Преступление и наказание» производства BBC Television Centre (Великобритания, 2002) режиссера Джулиана Джаррольда с блестяще одаренным Джоном Симмом, британским актером (в прессе его называют «неприлично талантливым») в роли Родиона Раскольникова[494]. С первых кадров он берет быка за рога: «Неужели я способен на это? Смогу ли я, смогу ли я, смогу ли я?» – спрашивает он себя, когда бежит в процентщице закладывать отцовские часы, чтобы разведать обстановку. Он живет на пределе искренности, пытаясь доказать себе, что да, сможет, дерзнет, и окажется, что и в самом деле сможет, способен, но сможет сделать что-то совсем не то. Ему, после совершения убийства, будут снится кошмары, будто он убивает старуху Алену Ивановну снова и снова, и будет в горячке шарахаться от этих снов, твердя, что убил злое и вредное насекомое, то есть убил правильно. На протяжении всей картины он будет доказывать себе, что виноват только в своей трусости и бездарности, в том, что не вынес даже первого шага, потерпел поражение. Он ни разу не вспомнит тот ужасающий момент, когда ему пришлось убить и Лизавету, не вовремя пришедшую сюда с тюком тряпья; умоляющим взглядом просила она пощады и в отчаянии подняла юбки, под которыми не было никакого белья, как бы надеясь откупиться от убийцы, предлагая ему единственное, что имела. Но в запале он не пощадил и ее.

Симм-Раскольников как никто сумел показать гибельный азарт убийцы, уже унюхавшего кровь, не умеющего остановиться и не владеющего собой. В душе убийцы бушует инстинкт самосохранения – он научится хитрить, изворачиваться, заметать следы. Он готов сдаться и донести на себя, поскольку о его преступлении узнал Свидригайлов и может сообщить в полицию. Но узнав, что Аркадий Иванович застрелился, раздраженно говорит Соне: «Зачем признаваться после смерти Свидригайлова? Не нужен мне больше твой крест!»

Он пойдет сдаваться в полицию, взятый в кольцо неопровержимых доказательств вины, под напором Сони и Порфирия. Но даже и под давлением Порфирия, который обещает смягчить наказание, если будет явка с повинной, Раскольников кричит: «Не надо мне вашей сбавки».

Как далеко это от глубокого сожаления в содеянном, от жалости к жертвам и искреннего раскаяния…