«Сегодня, — записывает он 10 октября 1937 г., — пережил одно из самых горьких разочарований за последние месяцы. Я узнал, что Всеволод Иванов не только голосовал за мое исключение из союза… но даже подписал письмо партгруппы с требованием исключения. Моя первая мысль, когда я узнал это, была — пойти тут же в комендатуру НКВД и заявить, чтобы меня арестовали, чтобы меня увезли куда-нибудь очень далеко от этих людей, от этой удушающей подлости человеческой… Он же, Всеволод, которого я любил глубоко и которому верил, он же сам утешал меня за неделю до этого, говорил, что он советовал Ставскому не исключать меня, что все еще может уладиться. Он хвалил мои пьесы, а там, на собрании, заявил, что они не представляют ценности… Как жить среди таких двурушников, трусов и слабодушных! Зачем ему понадобилось быть со мной в хороших отношениях, считать и называть меня своим другом, а потом ударить в спину? Или, может быть, он боялся, что я „разоблачу“, что дачу ему построило НКВД и истратило 50 000! Или он боится, что станут через меня известны его теснейшие связи с Погребинским, Аграновым и прочими (виднейшие чекисты и в тот год — крупнейшие начальники в НКВД. —
Что говорить, даже сосед Иванова по даче в Переделкине (их дома стоят рядом), и тот в 1939-м, в приватном разговоре с одним критиком, прямо сказал: «Делал в эти годы подлости, делал черт знает что, подписывал всякие гнусности, чтобы сохранить в неприкосновенности свою берлогу — искусство. Его, как медведя, выводили за губу, продев в нее железное кольцо, его, как дятла, заставляли… повторять сказки о заговорах…»
Литература, то самое «искусство», тоже ничего не прощает. Да, сын его стал крупным ученым, лингвистом, академиком и, представьте, поэтом (выпустил книгу стихов, чего лучше бы не делал), да внук его, Антон Давидович Иванов, тоже писатель. А вот книги отца и деда, которые он писал в «берлоге», увы, умирают. Когда-то с помпой выходили его восьмитомники (1960), а ныне, кроме последнего издания его произведений, сборника «Возвращение Будды. Чудесные похождения портного Фокина», датированного 1991 г., я уже ничего не нашел. Поделом ли? Не знаю. Востребованность в литературе — великая тайна.
298. Тверской бул., 25
(с.), — дом И. Н. Римского-Корсакова, позже (с 1909 г.) — купчихи А. Г. Найденовой, ныне — Литературный институт.Об этом доме пишут ныне книги, читайте, кому интересно. Но именно поэтому я ограничусь просто справкой о нем. Здесь, в 1810-х гг. жил обер-прокурор Святейшего синода (1803), тайный советник, генерал Александр Алексеевич Яковлев
и его брат — гвардии капитан Иван Алексеевич Яковлев. Тут, 25 марта 1812 г., у Ивана Яковлева и Луизы Гааг родился внебрачный сын — будущий прозаик, драматург, философ, публицист и мемуарист Александр Иванович Герцен (псевдоним, означающий «сын сердца»). Через пять лет здесь же, но у Александра Яковлева, также родился внебрачный ребенок — Наталья Александровна Захарьина, кузина Герцена, которая в 1838-м станет его женой.Позднее, с 1849 г. здесь жил историк, дипломат, мемуарист — Дмитрий Николаевич Свербеев
, державший в доме «литературный салон». Б. — Гоголь, Белинский, Чаадаев, С. Т. и К. С. Аксаковы, Боратынский, Языков, Иван Тургенев, Хомяков, Погодин, Грановский, Островский и др.В начале ХХ в. здесь располагалась мебельная фабрика Р. Б. Левинсона (до 1909 г.), в первые годы советской власти — артель «Фанера». Одно время, в начале века, в главном здании усадьбы располагалось издательство Энциклопедического словаря «Гранат». А с 1922 и до 1930-х гг. — здесь разместились Всероссийские союз писателей и союз поэтов, Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), объединение «Кузница», редакции журналов «Литературный критик», «На литературном посту», литобъединения «Литературный особняк», «Литературный круг», «Литературное звено».
Здесь выступали Блок (1921), Андрей Белый, Хлебников, Чуковский, Гумилев (1920), Ходасевич (1922), Есенин (1924), Маяковский, Мандельштам, Булгаков, поэт Р. Тагор (1930) и многие другие.