Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Наконец, в этом доме, в правом и левом флигелях его, жили в 1920–1930-х гг. поэты и писатели: О. Э. Мандельштам (мем. доска), А. П. Платонов (мем. доска, семья А. П. Платонова жила здесь до 1975 г.) и далее по алфавиту: И. А. Аксенов, А. А. Афиногенов, Н. Ф. Бернер, К. А. Большаков, М. П. Герасимов, А. Гидаш, И. В. Евдокимов, И. Жига (Смирнов), Вс. В. Иванов, А. А. Исбах (Бахрах), И. И. Катаев, В. П. Кин (Суровикин), С. А. Клычков, В. А. Луговской, А. С. Неверов, П. В. Орешин, С. Г. Островой, Л. И. Ошанин, П. А. Павленко, В. Я. Парнах (Парнох), Б. Л. Пастернак, Е. Н. Пермитин, И. Н. Потапенко, М. М. Пришвин, М. И. Рудерман, А. Саргиджан (С. П. Бородин), А. И. Свирский (комендант Дома им. Герцена), С. Н. Сергеев-Ценский (Сергеев), В. С. Сидорин, П. Г. Скосырев, П. В. Слетов, Л. С. Соболев, И. П. Уткин, А. А. Фадеев, А. В. Ширяевец (Абрамов) и др., а также — литературоведы Д. Д. Благой и Л. И. Тимофеев.

299. Трехгорный Бол. пер., 5 (с.), — Ж. — с 1902 по 1904 и с 1915 по 1930 г., в дворовом флигеле — прозаик, драматург, главный редактор журнала «Октябрь» (1926–1929), лауреат Сталинской премии (1943) и мемуарист — Александр Серафимович Серафимович (Попов). Здесь в 1924 г. был написан его роман «Железный поток».

Вообще, в Москве есть улица Серафимовича, где он жил в последние годы. Кстати, давно задумывался: по какому принципу дают писательские названия нашим улицам, площадям и переулкам? Имена дореволюционных классиков, начиная от Ломоносова, понятны, а вот избирательность литераторов «советской эпохи», чьи имена смотрят на нас с уличных указателей, по меньшей мере необъяснима. Есть улица Демьяна Бедного, но нет улицы Андрея Платонова, есть улица Корнейчука, но нет в названиях Михаила Булгакова. Панферова есть улица, а Цветаевой нет, Багрицкого есть, а Мандельштам — отсутствует, Симонова Константина улица есть, но не ищите на карте улицы Ахматовой. Почему? И ведь избирательность, не находите, какая-то «избирательная»? Помимо названных есть еще 16 «писательских» улиц: Асеева, Бажова, Вишневского, Джалиля, Есенина, Исаковского, Макаренко, Маяковского, Новикова-Прибоя, Паустовского, Пришвина, Солженицына, Твардовского, Фадеева, Федина и Шолохова. Ну и, как я сказал уже, — улица Серафимовича. Все! Среди тысяч улиц — это, конечно, единицы. Хотя в Москве, это же факт, и ныне 16 улиц носят имя «Парковая», которые различаются лишь порядковыми номерами.

Писатель Александр Серафимович

Улица Серафимовича, на мой взгляд, справедливо названа этим именем, хотя место ей по большому счету здесь, на Пресне, где «заваривалась» первая русская революция и где одним из «поваров» ее был именно он, лысоватый человек с самой простой фамилией — Попов, сын такого же простого казачьего офицера. Ведь и первой революцией еще не пахло, когда он, 25-летний, еще в 1887-м был арестован и выслан как раз за «революционную деятельность». Таким вот — верю! Именно там, в глухой архангельской ссылке, он начал писать рассказы, которые приветили настоящие — Глеб Успенский и Короленко. Да и потом в друзьях и «однодельцах» у него были не стыдные имена в русской словесности: Бунин, Телешов, Леонид Андреев, Борис Зайцев.

Сам он, правда, всегда скромничал и даже в 1902-м робел перед авторитетами: «Я был с маленьким именем — журналист, писатель, — вспоминал про тот год, — жил в глухих местах донской земли. Андреев — мы с ним были знакомы — письмом пригласил меня переехать в Москву, работать в газете „Курьер“». Вот тогда он и снял себе угол в этом флигелечке. И писать стал в газете о жизни соседей — о пресненских пролетариях, о «людях дна», о проститутках в 13 лет и желтушных детях трущоб. Ну не мог он пройти мимо!

Революционными настроениями тогда «болела» вся писательская интеллигенция. Блок в 1905-м нес на демонстрации красное знамя, Федор Сологуб давал деньги на «большевистские сходки», Андрей Белый с друзьями-химиками по университету изготавливал бомбы для восставших. Но все они сначала разочаровались в революции после 1917-го, а после и прямо пострадали от нее. А — Серафимович?! Вопрос, если хотите, — открытый. Вопрос головы и совести. Но цельности его впору позавидовать.