Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

А вообще здесь трудились в должностях юнкеров архива, а также переводчиков и актуариусов, юные отпрыски богатых и знатных родов Москвы, которых отдавали сюда в надежде на дальнейшую дипломатическую карьеру. Основным занятием их было переписывание древних грамот и договоров в едином формате для их дальнейшей публикации. Здесь же формировали и рукописные тома документов. Но работа, как утверждают, была не обременительной, и, как запишет в мемуарах Ф. Ф. Вигель, для разновозрастных юношей служба в архиве порой заменяла «и университет, и гимназию, и приходское училище», архив был «и канцелярией, и кунсткамерой», а «самая ранняя заря жизни встречалась в нем с поздним ее вечером; семидесятилетний надворный советник Иванов сидел близко от одиннадцатилетнего переводчика Васильцовского». Когда же работы на всех не хватало, то покровитель сотрудников, их начальник и, не забудем, драматург, Малиновский предлагал сотрудникам перевести пьесы Коцебу, которые один из «толмачей» шутливо прозвал «коцебятиной». Словом, это была и работа, и известное развлечение, которое впоследствии даже перерастет в своеобразный клуб по интересам. А работников архива с «легкой руки» поэта и друга Пушкина Сергея Соболевского назовут «архивными юношами» (прямая цитата из пушкинского «Евгения Онегина»).

Не буду перечислять всех прошедших здесь школу Малиновского, но особо выделялись в разные годы и тот же Ф. Ф. Вигель, и А. С. Пушкин, а кроме них, будущие литераторы И. И. Лажечников, П. П. Каверин, Д. Н. Блудов, Н. И. и А. И. Тургеневы, И. П. Мятлев, которого записали сюда шестилетним, Н. В. Всеволожский, А. К. Толстой, Н. П. Огарев и многие другие. Позже, в 1820-е гг., к ним присоединились даже выпускники университета и Благородного пансиона, уже известные литераторы Алексей и Дмитрий Веневитиновы, Н. А. Мельгунов, А. И. Кошелев, И. В. Киреевский, В. П. Титов, В. Ф. Одоевский и С. П. Шевырев. Вот к ним-то и относились слова «архивны юноши», хотя служба их, по обычаю здесь, по-прежнему оставалась необременительной и занимала обычно два дня — понедельник да четверг.

Постоянно здесь жил, как уже было сказано, только Малиновский с семьей, и его, пишут, навещали здесь друзья: Карамзин, Жуковский, Вяземский, Жихарев, ну и, разумеется, Пушкин. Пушкин и позже, в 1836 г., будет работать здесь над «Историей Пугачева». Здесь же, так считается, зародилось основанное литератором и педагогом Семеном Раичем Общество друзей литературы и философии, известное также как «Кружок Раича». И помимо многих названных в него входили уже и поэт Тютчев, и историк Погодин, и драматург Александр Писарев, и поэт, филолог Михаил Максимович. Словом, труднее перечислить, кто не бывал из знаменитостей в этом здании, чем тех, кто бывал.

Позднее, уже при новом директоре — князе М. А. Оболенском — здесь, в штате архива, будет трудиться (по приглашению историка С. М. Соловьева) историк, литератор, пушкинист и мемуарист П. И. Бартенев. Именно он, кстати, напишет, что только верх этого дома даже летом был относительно теплым, а в подвал, в хранилище, приходилось спускаться в шубах и валенках.

Ну и, наконец, в этом же доме, в гнезде блестящей московской литературной и философской молодежи, будет жить с 1849 по 1862 г. главный делопроизводитель архива и собиратель русских сказок, фольклорист, литературовед, автор «Поэтических воззрений славян на природу» — Александр Николаевич Афанасьев.

Кстати, «архивными юношами» и много позже стали называть начитанных молодых людей и — особенно — осведомленных в области истории.

Ц Цветной бульвар

312. Цветной бул., 22 (с. п.), — собственный дом купца 2-й гильдии Якова Кузьмича Брюсова. Здесь с 1878 по 1910 г., с пяти и до 32 лет, жил с родителями, Яковом Брюсовым и мещанкой Матреной Бакулиной, их сын — поэт, прозаик, критик и педагог Валерий Яковлевич Брюсов.

Редкий для меня случай, но Валерий Брюсов — человек, который оставил след не только в литературе, но и на карте современной Москвы. Ибо дома, где он родился, жил, влюблялся и распутничал, создавал издательства и журналы, останавливался вдруг в отелях или навещал близких по духу литераторов, почти все сохранились, а в последнем из них (просп. Мира, 30) организован ныне даже его музей. Ну, а о сохранности «творческого наследия», вплоть до записочек, до дневников, до переписки, которую, случалось, его корреспонденты просили «не сохранять», до различных квитанций, афиш и даже мелких расписок, педантично позаботился он сам. Вероятно, потому, что с пяти лет (!) мечтал о реальном памятнике себе, хотя бы «о двух строчках» о нем в истории литературы.