Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Мне же остается добавить, что во дворе этого дома, в 1980–2020-е гг. в двухэтажном флигеле находится второй дом Юрия Михайловича Роста, прозаика, журналиста, публициста и телеведущего, — дом, который получил название «Конюшня Роста». Здесь в разные годы бывали А. Сахаров, Ф. Раневская, М. Плисецкая, О. Иоселиани, Р. Габриадзе, М. Неелова, А. Битов, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава и многие, многие другие.

317. Чистый пер., 8 (с., мем. доска), — Ж. — с 1924 г. — в квартире знакомой В. В. Маяковского, Розы Львовны Гинзбург, прозаик, драматург, переводчик Исаак Эммануилович Бабель (Бобель). Здесь, видимо, расстался с первой женой — художницей Евгенией Борисовной Гронфайн, уехавшей в 1925-м в эмиграцию, и вступил в гражданский брак с актрисой Тамарой Владимировной Кашириной (впоследствии женой прозаика Вс. Иванова), родившей Бабелю в 1926 г. сына Эммануила.

В этом же доме после 1924 г. жил поэт, прозаик, переводчик и мемуарист Михаил Александрович Зенкевич. Наконец, с 1970-х гг. до 1996 г. в этом доме жил драматург, прозаик, издатель (совм. с А. Н. Казанцевым) журнала «Драматург» (1993–1998) Михаил Михайлович Рощин (наст. фамилия Гибельман).

Но мемориальная доска висит здесь не им, а удивительному поэту и прозаику, бескомпромиссно сумевшему выразить несчастную долю советской России, человеку редкого мужества и чести — поэту, прозаику и очеркисту Варламу Тихоновичу Шаламову. Доску скульптора Г. Франгуляна здесь повесили сравнительно недавно, в 2013 г.

Шаламов жил здесь в семье отца своей первой жены, «старого большевика», когда-то редактора газеты «Тверская жизнь», а в 1930-х крупного сотрудника Наркомпроса РСФСР Игнатия Корнильевича Гудзя. Жил после первого своего заключения с 1932 по 1937 г., до нового ареста и тюрьмы, а затем и с 1953 по 1956 г. И именно в этой пятикомнатной квартире в 1935 г. его жена, Галина Игнатьевна Гудзь, родила ему дочь Елену и здесь же в 1956-м скончалась.

Они познакомились в первом еще лагере Шаламова, куда Галина приехала к своему мужу, а будущий писатель-заключенный не только ухитрился «отбить» ее у мужа, но и заручился ее обещанием ждать его. Галина ждала его из всех лагерей 15 лет, писала ему «по 100 писем в год» и встретила на вокзале, когда в 1953-м писатель вернулся сюда.

Но, главное, за год до возвращения мужа она, по его просьбе, отвезла в Переделкино, к Пастернаку, ту синюю тетрадь со стихами мужа. Позже, перечитав их, Пастернак уже Шаламову скажет: это «настоящие стихи сильного, самобытного поэта… Я никогда не верну вам синей тетрадки… Пусть лежит у меня рядом со старым томиком алконостовского Блока».

В 22 года, в 1929-м, Шаламов был арестован впервые. За «леваческие», троцкистские взгляды в студенческом кружке, за печатание «Завещания Ленина» в подпольной типографии (Сретенка, 26). В 1937-м — за «антисоветскую пропаганду» (пять лет Колымы), где был осужден еще раз и в конечном итоге провел в лагерях долгие 16 лет. А по возращении именно здесь начал работу над «Колымскими рассказами» (шесть сборников), которые опубликуют в конце 1980-х, после смерти, представьте, автора в 1982-м.

Ужасную, наверное, выскажу мысль, но тюрьмы, лагеря, страшно сказать — многолетнее репрессивное издевательство над своим же народом не только выковывали необычно сильные характеры, но и становились для тех, кто побывал там, за «чертой бытия», метром-эталоном в оценке смысла и цели жизни, вообще — человеческого бытия. Что чего стоит на земле, каков вес подлинных чувств, искреннего дела, почти первобытного смысла выпущенного на волю твоего слова? Это в полной мере познал Шаламов, и именно этим объясняется «эволюция», если можно так сказать, его дружбы с Пастернаком. От почти богослужения ему, «переделкинскому небожителю», до непонимания и отторжения, да что там — до обвинения в трусости. Он ведь не только ощущал некое «соперничество» с «небожителем» в творчестве, но и реально соперничал с ним в любви к Ольге Ивинской, последней музе Пастернака. Причем влюбился лет за пятнадцать до знакомства с ней Пастернака.

Впервые Пастернака он увидел в 1932-м, в клубе МГУ, где тот читал свое «Второе рождение». Ревностно записал тогда: «И как бы ни была грандиозна сила другого поэта, она не заставит меня замолчать…» И тогда же влюбился в юную красавицу Ольгу — она работала литературным стажером в журнале «За овладение техникой», куда он носил свои заметки. Гуляли, читали стихи. Он не только «надеялся на взаимность», он думал о ней на Колыме и через 20 лет, это мало кто знает, «со своим вещевым мешком» явится первым делом к ней домой. Тогда и узнает, что она любит его «кумира» и, как и он, только что вернулась из лагеря, где сидела как раз за любовь к Пастернаку.