Своими сухими и неожиданно жесткими пальцами Вячеслав Егорович взял Катю за локоть и провел в комнату. Там он быстрым движением больно завел ей руку за спину. Потом таким же отработанным жестом ткнул Катю лицом в стол и навалился на нее сзади. Ударом ноги, обутой в элегантный заграничный ботинок, он раздвинул ей ноги на уровень плеч. Катя стояла полусогнувшись, в этой унизительной позе. Левая щека ее была прижата к столу. Дышать становилось все труднее, потому что Вячеслав Егорович своим локтем давил ей на спину. От страха Катя не могла издать ни звука.
Вячеслав Егорович склонился к ее лицу, и Катя почувствовала запах дорогого мужского парфюма.
– Мы извели на тебя кучу денег, нехорошая ты девочка, – говорил Вячеслав Егорович почти ласково. – Разве с тебя взяли хотя бы копейку за обучение, за тряпки, а? – Вячеслав Егорович своими сухими бедрами резко надавил на Катины ягодицы, и край стола врезался ей в тело. Катя чуть не взвыла от боли. – Твой паспорт еще на прописке, кажется? – И Вячеслав Егорович повторил движение.
В этот момент кто-то вошел в комнату и тихо остановился. Потом Катя услышала равнодушный Ларисин голос:
– Стол накрыт, и гости ждут.
Лариса закрыла за собой дверь, и Вячеслав Егорович отпустил Катю:
– Приведи себя в порядок и через минуту будь с гостями.
…Около получаса Вячеслав Егорович балагурил за столом на плохом английском, а потом, сославшись на семейные узы, мило раскланялся.
…В понедельник Катя и Лариса отсыпались. Во вторник были на занятиях в спортивном зале. В среду на дефиле в гостинице. В четверг опять пришли воскресные господа. В пятницу Катя и Лариса спали до трех. Потом слонялись по квартире, как сомнамбулы, а в десять опять легли спать.
В субботу Вячеслав Егорович привел новых гостей. А в воскресенье приехал Толик с еще одним парнем, высоким и атлетически сложенным, которого представил кратко: «Сашок». Сначала все сидели болтали и пили водку, причем Толик больше делал вид, что пьет.
Ларисе стало плохо. Тогда Толик дал ей какую-то таблетку, и Лариса повеселела. Сашок слегка заигрывал с Катей и подливал ей в рюмку. Когда Катя почувствовала, что комната плывет у нее перед глазами, Толик облизнул узкие губы и достал из сумки видеокамеру, а Сашок начал не спеша раздеваться…
Еще через час Катя стояла на коленях возле унитаза. Ее выворачивало наизнанку. Причем ей казалось, что кровью. За стенкой, в ванной, напевал под душем Сашок.
На другой день Катя позвонила Толику домой. Она умоляла отдать ей паспорт.
– Приезжай, – сказал Толик и назвал адрес.
Квартира у Толика была красивая, трехкомнатная. Много дорогой мебели и аппаратуры. Толик указал Кате на огромную, половину спальни занимавшую тахту и включил видео. Сначала Катя увидела себя с одним из тех, первых, иностранцев. Но изображение было неважным, снимали как будто из одной точки. Наверно, из той, малюсенькой красненькой, которую Катя случайно обнаружила над дверью, возле косяка. А потом Катя увидела себя, Ларису и Сашка…
– Вопросы будут? – поинтересовался Толик и облизнул губы.
Прижав кулачки к горящим щекам, Катя тупо смотрела на экран. Толик сел рядом. Положил ей руку на плечо.
– А у тебя неплохо получается, детка, – сказал он и легко опрокинул ее на тахту.
Через неделю опять пришли Толик и Сашок. Стоял теплый осенний полдень. Балконная дверь была открыта. Они сидели за низеньким столиком и пили. Толик жаловался, что солнце бьет прямо в комнату, а снимать при таком освещении плохо. Лариса встала, чтобы задернуть штору. Потом Катя увидела остекленевшие глаза Толика, который сидел лицом к балкону. А потом услышала страшный крик, раздавшийся внизу, во дворе…
Машина Толика стояла у подъезда, с другой стороны дома. Через несколько минут они уже мчались в сторону центра.
Катя сидела в маленьком нижнем баре гостиницы «Октябрьская». Она решила, что завтра сбежит. Ее мечты давно рухнули. Закончить жизнь, как Лариса, она не хотела. Пусть уж лучше нищета и Саратов. Она сбежит без паспорта. Скажет в милиции, что потеряла. В Саратове Вячеслав Егорович ее не найдет. Даже с его возможностями. А паспорт? Он же у них, и в нем штамп о саратовской прописке! Слезы безостановочно катились по Катиному лицу.
Она сидела, глядя в чашечку с кофе. Кофе было черным и горьким, как ее теперешняя жизнь.
– Наверно, вы нуждаетесь в помощи?
Мужчина говорил на плохом английском, но как-то знакомо интонируя речь. Катя отрицательно мотнула головой. Общаться ей ни с кем не хотелось.
– У прекрасной сеньориты проблемы?
Катя вздрогнула, сразу все поняв про его интонации:
– Тенго ун диа компликадо, но мас[1],– вырвалось у нее почти машинально, и она посмотрела на незнакомца снизу вверх своими прозрачно-голубыми, с темным ободком вокруг радужки глазами.