Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

В свой последний приезд Михаил Юрьевич жил на Шпалерной (дом этот не сохранился, теперь на этом месте стоит дом № 33). Благодаря архивным изысканиям последних лет мы знаем, что бабушке все же удалось приехать в Петербург и увидеться с внуком.

Лермонтов и Ростопчина встречались в доме Карамзиных, который стоял неподалеку, на Гагаринской улице (дом № 6). Софья Николаевна Карамзина, дочь великого историка и приятельница Пушкина и Гоголя, собирала вокруг себя писателей и поэтов. Ее литературный салон был известен всему Петербургу. Лермонтов читал здесь повести, составившие роман «Герой нашего времени», и поэму «Демон».

Гагаринская ул., 6

У Карамзиных Лермонтов был и в день отъезда во вторую ссылку на Кавказ в начале мая 1840 года. Павел Висковатов рассказывает: «Карамзины жили у „Соляного городка“ против Летнего сада. Из окна можно было видеть и часть Невы… Друзья и приятели собрались в квартире Карамзиных проститься с юным другом своим и тут, растроганный вниманием к себе и непритворною любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невою, написал стихотворение… Софья Карамзина и несколько человек гостей окружили поэта и просили прочесть только что набросанное стихотворение. Он оглянул всех грустным взглядом выразительных глаз своих и прочел его… Поэт двинулся в путь прямо от Карамзиных. Тройка, увозившая его, подъехала к подъезду их дома… Пьеской поэт заключил и первое издание своих стихотворений, вышедших в конце 1840 года».

Все мы знаем эти строки:

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,
С милого севера в сторону южную.

* * *

На очередном вечере у Карамзиных вернувшийся с Кавказа Лермонтов придумал новую забаву.

«Однажды он объявил, что прочитает нам новый роман под заглавием „Штос“, – рассказывает Евдокия Ростопчина, – причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати: наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение; спустя четверть часа оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне; написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен».

Этому неоконченному произведению суждено было стать едва ли не последними строками, написанными Лермонтовым в Петербурге. Однако оно не представляет собой чего-то значительного, как свидетельствует Ростопчина, это просто одна из романтических или даже готических повестей с петербургским колоритом, предназначенная для развлечения друзей, не более того. Сюжет ее прост, хотя и, как положено романтической повести, таинственен. Художник-любитель Лугин, мучимый сплином и никак не могущий окончить очередную картину, изображение «своего идеала» – некой воображаемой женщины, слышит таинственный голос, который все время повторяет: «В Столярном переулке, у Кокушкина моста, дом титулярного советника Штосса, квартира номер двадцать семь». Отправившись туда, Лугин не без труда находит нужный дом. Квартира, о которой говорил таинственный голос, пустует, но на стене висит мужской портрет, «изображающий человека лет сорока в бухарском халате, с правильными чертами, большими серыми глазами; в правой руке он держал золотую табакерку необыкновенной величины. На пальцах красовалось множество разных перстней. Казалось, этот портрет писан несмелой ученической кистью, – платье, волосы, рука, перстни – все было очень плохо сделано; зато в выражении лица, особенно губ, дышала такая страшная жизнь, что нельзя было глаз оторвать: в линии рта был какой-то неуловимый изгиб, недоступный искусству и, конечно, начертанный бессознательно, придававший лицу выражение насмешливое, грустное, злое и ласковое попеременно». Внизу портрета Лугин разглядел едва заметную надпись «середа», то есть «среда».