Литературные майораты

Послѣдствіемъ всего этого было то, что съ 1789 года мы находимся въ критическомъ положеніи: революція не кончена, какъ увѣряли консулы въ 1799 г.; она также и не брошена, какъ утверждали эмигранты въ 1814 г., она просто заторможена. Поклоненіе королевской власти ослабилось, но и принципъ, и практическое его примѣненіе остались неизмѣнными и такъ какъ значеніе республики, послѣ двухъ неудачныхъ опытовъ, до сихъ поръ неопредѣлено, такъ какъ ея назначеніе совершенно противоположно всему тому, что мы привыкли уважать и искать въ монархіи, то поэтому въ насъ не осталось ни монархической вѣры, ни республиканскаго убѣжденія. Мы слѣдуемъ старой рутинѣ; у насъ нѣтъ политическихъ принциповъ, такъ какъ въ настоящее время мы не умѣемъ жить ни подъ властью монарха, ни безъ него. Энергія наша театральна; вмѣсто self-government'а, который въ Англіи кроется за монархическими формами, у насъ есть только одно чиновничество, которое пользуется популярностью вслѣдствіи того, что въ него открытъ доступъ всѣмъ гражданамъ. Вмѣсто федеративной республики, или монархіи, окружонной республиканскими учрежденіями, у насъ существуетъ какой то демократизмъ, который на дѣлѣ ни что иное, какъ другая форма деспотизма. Наконецъ, въ довершеніе всего этого, наше правительство, которое въ сущности, откуда бы и какимъ бы образомъ оно не явилось, есть ни что иное, какъ органъ народной воли, принуждено изъ простаго чувства самосохраненія, дѣйствовать самовластно; народъ же, считающій себя властителемъ, алчный до пенсій и должностей становится слугою имъ же избраннаго правительства, считая себя вполнѣ свободнымъ и счастливымъ.

Выводъ: Націи, впавшей въ политическій индифферентизмъ, всего труднѣе имѣть политическую литературу. Ей всегда грозитъ опасность, что писатели, въ книгахъ и журналахъ обсуждающіе политическіе, экономическіе и соціальные вопросы, мало по малу обратятся въ такихъ безупречныхъ чиновниковъ, которые безразлично трудятся на пользу своей страны при всевозможныхъ правительствахъ.

§ 8. Торговая анархія. — Вторая причина литературнаго торгашества

Деморализація, произведшая столько горькихъ плодовъ въ политическомъ устройствѣ, принесла не менѣе вреда и въ сферѣ идей и въ сферѣ частныхъ интересовъ.

До 1789 г. средняго сословія не признавали, а простолюдиновъ презирали. Міръ полезныхъ производителей, составлявшій 70 % всего народонаселенія и имѣвшій полное право требовать, чтобы на него было обращено вниманіе отодвигался на третій планъ. Такой порядокъ вещей былъ для насъ истиннымъ несчастіемъ. Началась революція, народныя массы выступили на сцену, одержали верхъ и надъ духовенствомъ, и надъ дворянствомъ, и надъ королемъ; и земля и власть очутились въ рукахъ народа. Результатъ былъ бы великолѣпенъ, еслибы революціонеры умѣли такъ-же хорошо отстраивать, какъ разрушать. Послѣ двадцатипяти-лѣтней войны бурный потокъ наконецъ снова вошолъ въ берега, тогда-то пришла пора приняться за организацію новаго промышленнаго устройства, которое замѣнило бы феодальный порядокъ, уничтоженный въ 1789 г. Тогда-то однимъ прыжкомъ отъ корпораціоннаго и цеховаго устройства перешли къ принципу свободной конкуренціи; — приходилось на развалинахъ стараго порядка установить новую экономическую систему. Но этотъ трудъ былъ слишкомъ великъ для французовъ, которые не умѣютъ соразмѣрять своихъ силъ, разсчитывать своихъ средствъ и разумно и твердо идти къ осуществленію своей цѣли. Власти, которую не умѣли ограничить, предоставленъ былъ полный произволъ; такимъ же произволомъ хотѣли надѣлить и всѣхъ занимающихся промышленностью и торговлею. Анархія въ торговомъ мірѣ, которую Сисмонди понялъ съ самаго ея введенія, была послѣднимъ словомъ революціонной науки. Что же изъ этого вышло?