На обратном пути с Сахалина, во Владивостоке, Антон Чехов пил чай у местных предпринимателей швейцарского происхождения Бринеров. Через год у Чехова родится племянник Михаил, который позже в США прославится как театральный режиссёр и педагог. Одним из его учеников станет Юл Бриннер[222]
– звезда мирового кино, уроженец Владивостока, потомок тех самых Бринеров. Юл даже напишет предисловие к книге Михаила Чехова об актёрском мастерстве.Ещё одно владивостокское знакомство Антона Чехова – литературная семья Матвеевых, прежде всего сам Николай Матвеев-Амурский, автор первой летописи города (1910) и основатель целой поэтической династии от Венедикта Марта и Ивана Елагина до Новеллы Матвеевой.
Сложно решить – Чехов дал больше Сахалину или Сахалин Чехову. Он не написал большой и по-настоящему сахалинской художественной вещи, но косвенно Сахалин повлиял на всё, что написано после. «А ведь, кажется, – всё просахалинено» – формулировка самого Чехова. В начале 1891 года он пишет Алексею Суворину: «…После сахалинских трудов и тропиков моя московская жизнь кажется мне теперь до такой степени мещанскою и скучною, что я готов кусаться».
Вот один из главных смыслов чеховского подвига: не следует замыкаться на столицах, нужно пройти и увидеть всю огромную страну до самого края. Не рвитесь на тайские курорты, не прячьтесь в башнях из слоновой кости – отправляйтесь «в поля», изучайте Россию. Потом-то, на обратном пути, на пароходе Доброфлота «Петербург» Чехов посетил все сингапуры и цейлоны (где, судя по его письмам, выступил, говоря современным языком, в роли «секс-туриста»[223]
), но так ли это важно для него и для нас? Чехов в «Острове Сахалин» выступает проповедником внутреннего туризма – причём не развлекательного, а гуманитарного, осмысленного, подвижнического (не сказать, чтобы этот месседж был хорошо усвоен; мы по-прежнему стремимся в столицы, а из столиц – в заграницы).Антон Чехов «откупорил» Сахалин. Сюда потянулись учёные, чиновники, писатели. Россия почувствовала Сахалин своим важным органом, он прирос к её телу. И хотя оказался наполовину отсечён в 1905-м, но был вновь пришит в 1945-м, после русского реванша в Маньчжурии и на Тихом океане.
«Остров Сахалин» повлиял не только на русскую словесность, но и на японскую. В 2003 году востоковед, переводчик Дмитрий Викторович Коваленин пригласил на Сахалин писателя Харуки Мураками, которого он же и открыл русскому читателю. Позже Коваленин рассказывал: «Проходит время, и в романе Мураками “1Q84” нивхи возникают как одна из тем! И всю дорогу – цитаты из “Острова Сахалин”. Тогда Мураками всё путешествие, всё свободное время читал на японском “Остров Сахалин”. Все куски о гиляках оттуда вынуты и вставлены в эту книгу под очень интересным углом… Это нельзя назвать плагиатом. Он это использует как одну из красок на своём полотне. Получается очень интересный микс»[224]
.А Джек Лондон, в 1902 году погрузившийся, переодевшись бродягой, в трущобы лондонского Ист-Энда, – не Чеховым ли вдохновлялся?
Чехов как персональный магнит
У Дальнего Востока сравнительно немного литературных брендов. Александр Фадеев и Владимир Арсеньев у Приморья, тот же Арсеньев и Николай Задорнов у Хабаровска, Юрий Рытхэу и Олег Куваев у Чукотки, Варлам Шаламов и Альберт Мифтахутдинов у Магадана… Дальний Восток, занимающий по площади треть страны, похож на архипелаг. Слишком далеки даже друг от друга, слишком малы и немногочисленны здешние человеческие поселения и слишком мало между ними связующих путей. Наиболее подходящий образ для понимания Дальнего Востока – Курилы: далёкие, оторванные от материка, оспариваемые. Характерная фигура речи – выражение «на материк», используемое отнюдь не только островитянами.
На Сахалине – всё имени Чехова. В Александровске-Сахалинском – бывшем посту Александровском, где писатель впервые ступил на островную землю, – имеется музей «Чехов и Сахалин». В Южно-Сахалинске – музей книги «Остров Сахалин». Есть на Сахалине и городок Чехов (до 1947 года – Нода). В сувенирных лавках – магниты: медведи, каторжные кандалы, красная икра и – Чехов. Пошловатое соседство, но на самом деле понятное: икра и Чехов – главные русские экспортные гордости вместе с газом и «калашниковым». Сила чеховского притяжения не должна слабеть. Хорошо бы «намагнитить» и других писателей, обогатив смысловое поле вокруг безделушек, украшающих обывательские холодильники.
В 1904 году литератор, военный юрист Борис Александрович Лазаревский[225]
, заброшенный судьбой в прифронтовой Владивосток, был угнетён обстановкой. Чехов в письме из Ялты его успокаивал: «Во Владивостоке в мирное время, по крайней мере, живётся нескучно, по-европейски…» Хвалил местную рыбу, вспоминал о ките, которого наблюдал во Владивостоке с одной из сопок в районе улицы Набережной (в 2018 году на этом месте установили памятник писателю). «Впечатление, одним словом, осталось роскошное!»