Литературные первопроходцы Дальнего Востока

Не раз белоэмигранты обвиняли его в симпатиях к большевикам. «Он воспринимал революцию и Гражданскую войну как возмездие за всю историческую вину нации и был лишён иллюзий, какими жила изрядная часть эмиграции», – указывал Александр Лобычев. Неодобрительные по отношению к Февральской революции стихи Арсения Несмелова «В этот день» вызвали раздражённые отзывы в эмигрантской печати. Поэт считал, что империя погибла именно в Феврале, который впоследствии и привёл к Октябрю:

В этот день страна себя ломала,
Не взглянув на то, что впереди.
………………………………………………….
В этот день в отпавшем Петрограде
Мощного героя не нашлось.
………………………………………………….
Неужели, Боже, нет прощенья
Нам за этот сумасшедший день?!

И это он же, колчаковец Несмелов, писал об СССР:

Но по ночам – заветную строфу
Боюсь начать, изгнанием подрублен, —
Упорно прорезающий тайфун,
Ты близок мне, гигант четырёхтрубный!
…………………………………………………………
Я, как спортсмен, любуюсь на тебя
(Что проиграю – дуться не причина)
И думаю, по-новому любя:
– Петровская закваска… Молодчина!

«Четырёхтрубный» – потому что сначала СССР состоял из четырёх республик: Российской, Украинской, Белорусской и Закавказской. Мог ли хоть кто-то ещё из несмеловского белоэмигрантского окружения так написать?

Несмелов сближается с Николаем Устряловым – основоположником русского национал-большевизма, который одним из первых разглядел в красных комиссарах не разрушителей, а наследников и реставраторов Российской империи, пусть порой не осознававших себя в этом качестве. Уже в 1920 году экс-белогвардеец Устрялов писал: «Революция из силы разложения и распада стихийно превращается в творческую и зиждительную национальную силу». Он ещё активнее, чем Арсений Несмелов, искал общий язык с обновлявшейся родиной. Показалось, что нашёл – вернулся в Советскую Россию, писал, преподавал, но в 1937-м был расстрелян.

Жившие в Европе и Америке литераторы-эмигранты Георгий Викторович Адамович[390] и Глеб Петрович Струве[391] указывали на близость стихов Несмелова к советской поэзии.

В 1925-м в газете «Советская Сибирь» вышла поэма Арсения Несмелова «Декабристы». На родине вышли и «Короткий удар», и «Баллада о даурском бароне» – Унгерне:

К оврагу,
Где травы рыжели от крови,
Где смерть опрокинула трупы на склон,
Папаху надвинув на самые брови,
На чёрном коне подъезжает барон.

В 1924 году в журнале «Сибирские огни» писатель Вивиан Азарьевич Итин[392] положительно отозвался о владивостокском сборнике Несмелова «Уступы».

Считать Арсения Несмелова исключительно «белым» поэтом не совсем корректно, хотя нередко его пытаются представить в качестве певца белой идеи. Литературовед Юрий Иванов в одной из первых публикаций нового времени о поэте (журнал «Дальний Восток», 1990, № 3) справедливо указывал: «В стихах А. Несмелова о Гражданской войне нет ни прославления, ни отстаивания белой идеи. Более того, она даже не формулируется. Нет оплакивания старой России, проклятий и угроз в адрес восставших низов, вроде бальмонтовского “Зверя мы свинцом измерим” или “И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, народ, не уважающий святынь!” (З. Гиппиус)».

Там и тут у Арсения Несмелова проскальзывает уважение к красным – слишком малое, чтобы в СССР его сочли за своего, но достаточное, чтобы белоэмигранты глядели на него косо. Вот стихи о Ленине – «Аккумулятор класса»:

Кто говорит, что Ленин умер? Вздор!
Он растворился в классе. Имя – лозунг.
И до сих пор гремят в упор
В аккумулятор собранные грозы.

Тут, конечно, вспоминаются есенинские слова о Ленине: «Он – вы».

Что интересно, позже несмеловский образ подхватит Андрей Вознесенский:

Заряжая ораторски философией вас,
Сам, как аккумулятор, заряжался от масс.

Ещё одна показательная несмеловская строка:

Сам Ленин был нашим врагом!

Из-за всего этого (а также из-за подозрительно лёгкого ухода в Китай) кое-кто в Харбине считал Несмелова агентом Москвы.

Мог ли он вернуться, как Александр Куприн? Думал ли об этом?

Фашист Дозоров, пропагандист Дроздов