Почему Матье не перешагнет неглубокий ров, отделяющий его от способности действовать? Потому что не видит для этого оснований. Война познакомит его с тем, что можно было бы назвать «общей ответственностью». Те, кто ничего не сделал для того, чтобы предотвратить войну, несут за нее ответственность. Всякий человек, как бы мало он ни весил, заставляет колебаться чаши весов Судьбы. В 1940 году Матье понимает, что в поражении страны есть доля и его вины. Не заниматься политикой – это тоже политика. Во втором томе, названном «Отсрочка», действие происходит в дни Мюнхенского сговора. Мы встречаемся с теми же персонажами, они продолжают жить каждый своей жизнью, но в совокупности жизнь каждого и тот выбор, который он делает, склонят чашу весов к миру или войне.
Таким образом, жалкая свобода Матье сталкивается с затрагивающей и его самого мировой битвой. Желая как можно лучше показать эту взаимосвязанность судеб, Сартр сплетает вокруг единой мысли жизни частных людей и политических деятелей: Чемберлена, Гитлера, Бенеша[321]
и Матье. Этот последний не бывал абсолютно свободен (каким считал себя Рокантен) перед лицом небытия, он был свободен лишь в определенной ситуации. В третьей части, «Смерть в душе», описано поражение в войне. Матье, охваченный стыдом, испытывает страстное желание утвердить свою свободу. Но как это сделать? Совершив поступок – скорее всего, бесполезный, но способный избавить его от груза прежней осмотрительности. Забравшись на колокольню, он стреляет из ружья по немецким танкам. Напрасный труд. И все же…«Это было огромным реваншем: каждым выстрелом он мстил за прежние слабости. Один выстрел – в Лолу, которую он не осмелился изнасиловать, другой – в Марсель, которую ему пришлось бросить, третий – в Одиль, которой он не пожелал овладеть… Он стрелял, и законы взлетали в воздух: возлюби ближнего своего, как самого себя, на этой войне придурков; не убий – получай пулю, предатель. Он стрелял в человека, в Добродетель, в Мир». Бесполезная, нелепая стрельба. И все же в действии свобода обретает для Матье свой истинный смысл. Но неужто эта месть за прошлое и есть свобода? Злопамятность – тоже зависимость.
После исчезновения Матье (неизвестно, убит он или нет) на смену ему приходит Брюне. Вместе с другими пленными его отправили в Германию. Здесь включается экзистенциальная тема. Пленный, лишившись свободы, не может строить грандиозных планов, но, чтобы сохранить себя, он должен ставить перед собой малые цели. Брюне, суровый марксист, ищет среди своих товарищей по несчастью коммунистов и, приучая к повиновению, готовит их к работе, которой предстоит заняться после освобождения. Сартр напечатал также несколько отрывков из четвертой части, которая называется «Последний шанс», однако создается впечатление, что эта книга никогда не будет завершена. И герой, и роман зашли в тупик. К концу и сам Брюне начинает сомневаться в правильности линии партии. Похоже, трагедия Сартра-романиста состоит в том, что, призывая действовать, он способен создавать лишь неспособных к действию персонажей.
Интенсивность его антибуржуазных переживаний мешает ему создавать живых героев. Если его персонажи – обычные обыватели, его ненависть их уродует так, что они превращаются в карикатуры. Если же это достойные члены партии, то авторская любовь окружает их неправдоподобным ореолом. Английский критик Джон Уэйтман[322]
отмечает то место в «Тошноте», где Рокантен заявляет, что, разумеется, ища утешения в искусстве, не хочет уподобиться своей старой тетушке, говорившей: «Прелюдии Шопена так поддержали меня, когда умер твой дядя». «Ограниченность люто антибуржуазного ума Сартра, – пишет Джон Уэйтман, – проявляется в неспособности допустить, что искренне горюющей мелкобуржуазной тетушке, когда она слушает Шопена, смутно видится нечто абсолютное».Новеллы, входящие в сборник «Стена», служат иллюстрациями некоторых положений экзистенциализма. Героиня «Комнаты», женщина по имени Ева, замужем за умалишенным; она предпочитает жить вдвоем с этим впавшим в безумие человеком, вместо того чтобы, как советует ее отец, здравомыслящий обыватель, отдать его в психиатрическую больницу. «Герострат» – это монолог садиста, унижающего проститутку и стреляющего по толпе, защищаясь от Других. «Детство вождя» – блестящее исследование формирования заурядного молодого обывателя, не знавшего, «кто он такой», и искавшего себя до тех пор, пока вдруг не обнаружил, что, объявив себя антисемитом, он добился уважения какой-то части людей. Только беспредельная глупость спасает его от сознания собственного ничтожества.