Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Мы чувствуем… Червь проник в самую сердцевину плода, глупость взошла на трон, мистификаторы выигрывают партию за партией. Генерал бунтует против пьесы, против Давида Эдварда, против всего на свете. Друзья предают его, и не только друзья, но и – впрочем, не без колебаний – прелестная жена, которую он обожает. Он позволяет «уложить себя на обе лопатки» сначала Давиду Эдварду – ударом в челюсть, потом молочнику, считающему генерала фашистом, – ударом головой в живот. Ему не на кого опереться, разве только на сынишку, малыша Тото. Мальчик прибегает к нему. «Они сделали тебе больно, папа?» – «Тото, когда бьют, не больно, так только кажется». Сумасброд – человек мужественный, но он побежден, и это довольно грустно, ведь, по сути, прав именно он. И ему ничего не остается, кроме как ломать комедию. «Подрастешь – увидишь, Тото, что в жизни даже то, что кажется очень серьезным, на самом деле – просто цирк». Вот это, наверное, правда, горькая правда – и колючая.

V

«Колючие пьесы» – «Ардель, или Ромашка», «Вальс тореадоров», «Орнифль», «Бедняга Битос», «Оркестр», «Пещера» – колются гораздо сильнее. Сатира берет верх над жалостью. Зло повсюду. У каждой женщины – любовник, все мужья это знают и терпят. Любой старик похотлив и развратен, все молодые люди это знают и над этим посмеиваются. Что ни генерал – генерал из водевиля. Комизм тут в том, что, даже будучи в отставке, они постоянно приказывают: «Смирно!.. Вольно!» – и дураки слушаются. Да и сами генералы не прочь кого-нибудь послушаться, потому что ни во что уже не верят. Они притворяются старыми тупыми служаками, а в глубине души сожалеют о том, что время ушло и они больше не лейтенанты. Когда приходится туго, генерал Сен-Пе[291], чтобы собраться с духом, обращается к лейтенанту Сен-Пе, «окончившему с отличием кавалерийскую школу Сомюра, добровольцу», – к юному герою, для которого честь превыше всего.

А ему очень необходимо самообладание, этому генералу Сен-Пе, потому что его состарившаяся и прикованная к постели жена дико его ревнует. И поскольку ей мерещится (не совсем без оснований), будто муж то и дело лезет под юбку какой-нибудь горничной, она весь день орет дурным голосом: «Леон! Леон!» – вот только никто в доме не может понять, кто издает эти звериные вопли: павлин или сумасшедшая? В чем секрет счастья? В том, чтобы не любить. «В мире очень мало любви, потому-то земля еще кое-как вертится. Вам невыносима болезненная любовь вашей жены Амели, но, если бы вы не любили вашу жену или по крайней мере не любили ее раньше, вы тихо-мирно сидели бы себе сейчас на террасе какого-нибудь кафе с другой женщиной. Вы однажды насладились любовью или наслаждались ею целых десять лет – теперь извольте расплатиться».

Счет, по которому предстоит расплатиться, внушительный. Генеральша подозревает мужа и постоянно настороже. «Я следила за тобой, я так старательно и так долго тебя выслеживала, что научилась распознавать тех, кого ты можешь пожелать, вынюхивать их, как вынюхиваешь ты, и порой даже раньше тебя». Ардель, пожилая сестра генерала, кончает жизнь самоубийством вместе с горбуном, которого любит, – парочка отвратительна, и страсть смехотворна. Финал пьесы – пародия на любовь в исполнении детишек Тото и Мари-Кристины. Они начинают с подражания взрослым: «Милая моя!» – «Мой ненаглядный!» – «Жена моя дорогая, как я тебя люблю!» – «А я-то тебя как, дорогой муженек!» – «Не больше, чем я тебя, любовь моя!» – «В десять, в сто раз больше!» А заканчивается эта игра в точности как у взрослых – ссорой: «Нет же, говорю тебе, это я больше, чертова идиотка! Я люблю тебя больше, чем ты меня!» – «Нет, я, я, я! Хам, грубиян! Червяк зеленый! Кретин!» Первые детские шаги в колючей комедии любви.

«Вальс тореадоров» поднимает все те же темы: ужасы любви, одержимость сексом у мужчин, лицемерие и ревность женщин. «Медицина должна найти средство упокоить их навеки». Вот только время действия пьесы – «Бель эпок»[292], когда «ничего больше не делается всерьез», говорит Ануй, «трагедии этого времени – просто фарсы». Драматург оживляет своих марионеток, используя «трюки из старых водевилей», только водевили всегда были веселыми, потому что в марионетках не так уж много человеческого, а в персонажах Ануя, когда они колют друг друга, человеческого остается достаточно, чтобы страдать. И заставлять страдать нас. На сцене генеральша Сен-Пе – страшная, жуткая. Она ненавидит своего генерала. «Но тогда почему столько слез, столько упреков?» – спрашивает он. «Потому что ты мой, Леон. Ты мой, слышишь? Ты мой навсегда, каким бы скверным и жалким ни был. Ты принадлежишь мне, как мой дом, как мои драгоценности, как моя мебель, как твоя фамилия. И я никогда, что бы ни случилось, никогда не соглашусь, чтобы мое стало принадлежать другим».