Литературные портреты: волшебники и маги

С этой целью Кэтрин вступает в основанное русскими в Фонтенбло «Духовное братство»[315], где надеется достичь полного возрождения. Проведя там три месяца, в начале 1923 года она просит Миддлтона Марри присоединиться к ней. Он приезжает 9 января. «Я никогда не видел и никогда не увижу кого-либо столь же прекрасного, какой она была в тот день, – писал Марри. – Как если бы то изысканное совершенство, которое всегда было ей присуще, теперь полностью пропитало все ее существо. По ее собственным словам, в ней исчезли последние следы земного распада… Но, стремясь спасти свою жизнь, она ее потеряла. Когда она поднималась по лестнице в спальню, с ней случился приступ кашля, кровотечение, и она умерла».

Вот что необходимо знать о ее жизни, прежде чем перейти к творчеству. Мне кажется, что эта столь короткая жизнь – и рождение среди антиподов, и печальное, но волшебное детство, и смесь юмора и поэтичности, и, под занавес, долгий диалог умирающей с тенью брата, да и сама смерть на пике усилия обрести высшую чистоту – все это само по себе уже произведение искусства.

II. Сюжеты

Прежде чем приступить к трудному анализу таланта Кэтрин Мэнсфилд, необходимо хотя бы вкратце вспомнить некоторые из выбранных ею сюжетов.

Семейство Шеридан устраивает пикник. Погода идеальная, ветра нет, тепло, на небе ни облачка. Розы расцвели словно специально для этого дня. Все даже слишком хорошо, и, как порой при звуках самой прекрасной музыки вас охватывает страх перед жизнью, так и, читая начало новеллы, вы чувствуете, что эта очень счастливая семья балансирует на грани несчастья. Женщины описаны несколькими штрихами: мать, англичанка из хорошей семьи, со знанием дела говорящая о своем саде и огороде, еще молода, несмотря на седеющие волосы. «Милая моя девочка, неужели ты хотела бы, чтобы у твоей мамы была логика?»[316]

Лора – одна из ее дочерей, чувствительная и умная. Она слушает разговоры рабочих, которые устанавливают в саду палатку для пикника. Эти четверо парней с закатанными рукавами кажутся ей такими симпатичными! Она размышляет о классовых различиях, о том, как это глупо, но рассуждает не как мужчина, путем теоретических построений и связной логики, а как женщина – через ощущения, неоконченные фразы. Потом она возвращается в дом. Мать хлопочет над флажками для сэндвичей. И вдруг – потрясение… Рассыльный из булочной, который принес булочки с кремом, сообщает, что трактор сбил насмерть какого-то парня – одного из тех рабочих, которые живут в маленьких домиках, стоящих у дороги на краю поместья. Совсем молодой мужчина, оставивший жену и пятерых детишек.

Лора, ужаснувшись, предлагает отменить пикник.

«– Отложить пикник? Дорогая Лора, не будь сумасбродной.

– Но как же мы можем устраивать пикник, когда чуть ли не за воротами нашего дома лежит убитый?

– Во-первых, вовсе не за воротами… Между теми воротами и нашим садом дорога, широкая проезжая дорога. Милая девочка, где ваш здравый смысл?»

Итак, пикник состоялся и прошел замечательно. Ах, какое счастье беседовать со счастливыми людьми, пожимать им руки, улыбаться им!.. «Милая Лора, вы просто красавица! Как вам идет эта шляпа!» И чудесный день медленно распускался, медленно увядал, медленно закрывались его лепестки. Вечером, когда выяснилось, что осталось много сэндвичей, мать предложила Лоре отнести их детям погибшего.

«– Мама, вы думаете, что это действительно будет хорошо?»

Но Лору снова никто не поддерживает. Все уверены, что это действительно будет хорошо. А она думает, как ужасно будет зайти в дом покойника, чтобы принести сэндвичи… Однако это оказывается даже не ужасно. Ее принимает сестра вдовы, благодарит, потом говорит: «Вы, наверно, желали бы взглянуть на него?..» И, не успев отговориться, Лора впервые в жизни оказывается в присутствии смерти. Молодой еще человек спит так крепко, так спокойно!.. Что для него пикники и кружевные платья? «Все хорошо!» – казалось, говорит он… Лора возвращается домой; она думает, что жизнь – это… какая она, в сущности?.. Мучительная? Чудесная?.. Никто не знает; так устроен мир. И читатель вспоминает слова Тургенева: «Страшно то, что нет ничего страшного»[317].