Литературные воспоминания

издание журнала и даже получил на это разрешение. Поводом к этому слуху, удивившему меня более, чем друзей моих, как следует полагать, было следующее

обстоятельство. Министр внутренних дел, П. А. Валуев, искал редактора для

предпринятой им официальной газеты «Правительственный вестник», которая, кроме прямых сообщений правительства, должна была поправлять все неверные

слухи о намерениях администрации, опровергать несправедливые толки о тех

мерах ее, которые уже явились на свет, и вообще наблюдать за журналами и

восстановлять истину, когда она попиралась ими. В числе многих имен

кандидатов на редакторство, вероятно, находилось и мое; это было, как полагаю, первым толчком к слуху, о котором я ничего не знал. Между тем выбор был

сделан — в лице А. В. Никитенко, и, по-моему, очень удачный, ибо под его

редакцией газета обратилась просто в официальную справочную газету и никаких

других затей, о которых так много говорили, не предъявила, а всего менее

заявляла претензию быть руководительницей и наставницей других изданий.

Городская молва привязалась также и к имени А. В. Никитенко, наградив его

жалованьем в 10 000 с., что было нелепо—ввиду громадности и необычайности

суммы. Раздраженный, я написал Тургеневу насмешливое письмо, где и рассказал

процедуру возникновения нового органа и великого шума без всякого результата, им произведенного. Вторая записка его гласила:

«Париж, 3 дек. (21 ноября) 1861 г.

Любезнейший А. Во-первых, благодарите от моего имени Тютчева за

высылку трех экземпляров моих сочинений, которые я получил исправно. Во-

вторых, правда ли, что вы собираетесь издавать журнал и уже получили

разрешение? Я этому не совсем верю—по той причине, что вы, вероятно бы, уже

известили меня об этом; но, вспомнив вашу скрытность перед вступлением в

брак, я колеблюсь. В-третьих, взяли ли вы от того же Тютчева 100 сер. для

стипендии двум бедным студентам и отдали ли кому следует? Напишите

словечко. А если вы точно собираетесь издавать журнал, то эта мысль у вас

отличная. Я бы, разумеется, стал вашим исключительным сотрудником,

насколько хватило бы сил. Правда, этим немного сказано, потому что я очень

ослабеваю в литературном отношении и пера в руки не беру. Каткову я дал знать

о нежелании моем печатать «Базарова» в теперешнем виде — да и он, кажется, этого не желает, а переделка, между нами, еще далеко не кончена.

У вас, в Петербурге, кажется, все понемногу утихает. Напишите об этом.

Правда ли, что Добролюбов опасно болен. Очень было бы жаль, если б он умер

[438]. Вы, наверное, видите Дружинина и Писемского: поклонитесь им от меня.

337

Вы знаете, бедная гр. Ламберт потеряла своего единственного сына... Она не

переживет этого удара.

Я в довольно грустном настроении духа, тем более что вот уже третий день, как моя старая болезнь, о которой я уже забыл думать, вернулась ко мне. А эта

штука очень скверная. Нет ли чего-нибудь нового в беллетристике? Прощайте, милый П. В. Будьте здоровы — это главное. Жму вам руку и кланяюсь вашей

жене. Преданный Вам И. Т.».

Наконец прилагаем и последнее письмо Тургенева того же года из Парижа, полученное в декабре 1861 г.

«11 (23) декабря 1861. Париж, Rue de Rivolt, 210.

Получил я ваше сурово-юмористическое письмо, любезнейший П. В., и, по

обыкновению, узнав из него лучше всю суть современного положения

петербургского общества, чем из чтения журнальных корреспонденции и т. д., говорю вам спасибо, но удивляюсь начальной вашей фразе, из которой я должен

заключить, что по крайней мере одно мое письмо к вам затерялось. Но, видно, что

с возу упало, то пропало, и не нам тужить о неисправностях почты. Это в сторону.

Сто рублей в Москву посылать нечего: там сияет великий Чичерин — чего же

еще? Возьмите из этих денег недостающее на подписку журналов, а остальное

храните у себя до времени. Кстати, узнайте из бумаг архива, взнес ли я в

нынешнем году весной при проезде 40 р. от имени Ханыкова. Если нет—значит, я

забыл, и вы взнесите.

Огорчила меня смерть Добролюбова, хотя он собирался меня съесть живым.

Последняя его статья, как нарочно, очень умна, спокойна и дельна [439]. Вы мне

ничего не пишете о литературе — видно, о ней нечего писать. А я прочел в

«Современнике» повесть Помяловского «Молотов» и порадовался появлению

чего-то нового и свежего, хотя недостатков много, но это все недостатки

молодости. Познакомились ли вы с ним? Что это за человек?

А я, кажется, обречен в жертву сплетням. На днях должен был послать

успокоительную телеграмму Каткову в ответ на исполненное брани и упреков

письмо... Все дело возгорелось по поводу моей злополучной повести, поправки

которой все еще не кончены. Судя по охватывающей меня со всех сторон апатии, это будет, вероятно, последнее произведение моего красноречивого пера. Пора

натягивать на себя одеяло — и спать.

Здесь жизнь идет, как по маслу, безобразно, но тихо.

Правительство ждет и желает войны с Америкой. На днях один мой

знакомый протестантский пастор был призываем в министерство и тамо угрожаем

за помещение в своем журнальце, коего название «Piete-charite» («Набожность и