Литературные воспоминания

милосердие» (франц.), статьи о невольничестве. Статья эта состоит из четырех

страничек и была написана дочерью Н. И. Тургенева. Ему объявили, что в

предвидении войны — на невольничество не должно сметь нападать... A m-r Pelletan осужден на 3 месяца тюремного заключения за то, что пожелал Франции

свободу, которою пользуется Австрия. Как же тут не умиляться!

338

Здоровье мое порядочно: это главное. Кланяйтесь жене вашей и всем

приятелям. Ваш И. Т.

PS. 1-е. Слышал я, что разрешили представить «Нахлебника»; в таком

случае передаю вам все свои права и прошу в особенности обратить внимание на

то, чтобы «Нахлебника» не давали без прибавочной сцены во 2 акте, которую я

давным-давно выслал Щепкину и которую могу выслать вам теперь.

PS. 2-е. Никитенко [440], получающий 10000 руб. сер. за редакторство

журнала, есть факт, достойный остромыслия Щедрина».

* * *

Наконец наступил и 1862 год, которым кончился второй период

деятельности Тургенева, а также кончается и наша статья. О третьем и последнем

периоде надеемся говорить вскоре. Жизненные периоды у замечательных

литераторов обозначаются резко их произведениями. «Рудин» в 1856 году

завершил собою всю подготовительную эпоху искания психических и

социальных мотивов, пробуя открыть их источник то в картинах сельского быта, то в биографических данных собственной семьи, то в явлениях жизни,

возведенных до значения руководящих начал. Рудин был олицетворением

глубоких убеждений, но без нравственных сил, необходимых для их

осуществления и даваемых только историей, характером национальности, свойствами культуры, личными свойствами. Базаров в 1862 году явился уже

законченным типом человека, верующего только в себя и надеющегося только на

самого себя, но смелым—по незнанию жизни, решительным и на все готовым —

по отсутствию опыта, резким в суждениях и поступках — по ограниченному

пониманию людей и света. Это был истинный представитель своей эпохи, который еще долго жил и после того, как сошел со сцены, но его неспособность к

творчеству и к серьезному делу, равно и его последователей, обнаружилась

вполне. Много лет прошло, пока Базаров изжил все свое содержание, а молодежь, отшатнувшаяся было от Тургенева за одно произнесенное им слово, возвратилась

к нему опять. Здесь у места будет сказать, что Тургенев не входил ни в какие

сделки с молодым поколением, не делал ему никаких уступок, как утверждали и

утверждают еще враги его; он разъяснял свои намерения при создании тех или

других лиц, а это еще далеко до заискивания, и всегда с негодованием он отвергал

предположение, что питал злобу и недоброжелательство к типам, им же и

выведенным. В 1877 году он заключил третий и последний период развития, опубликовав знаменитую «Новь», где явился даже провозвестником будущих

движений, что опять подало повод тем же врагам заподозрить его — о, нелепость!

— в знании тайн заговора. Художественное провидение, свойственное одним

высокоодаренным натурам, и политическое укрывательство подведены были под

одну рубрику, но Тургенев не обращал никакого внимания на злобные толки. Он

шел своей дорогой, рассыпая по пути такие ценные цветы, как «Ася»,

«Дворянское гнездо», «Накануне», «Первая любовь»; начиная же с «Отцов и

детей» и вплоть до «Нови», отдавая публике такие капитальные произведения, как

«Дым», «Бригадир», «Вешние воды», изумительные «Живые мощи» и т. д.

339

Оставляя за собою право или, лучше, привилегию ознакомить публику, по

многочисленным письмам, еще остающимся в наших руках, с тем, что он думал и

делал вплоть до «Нови», позволяем себе сказать теперь, что «Новь»,— успех

которой будет расти с годами, как думаем,— заслуживает не менее своих великих

предшественниц названия выразительницы общественного строя в известную, данную минуту. В ней встречаем поэтическую Марианну, девушку-энтузиастку, которую любовь, восторженность ведут неудержимо в процесс революционного

движения, и простого, малогероичного, бесцветного, мещански-осторожного

фабриканта Соломина, который под покровом спекуляции делает упорно и со

смыслом дело разрушения и пропаганды, на которое посвятил себя. Изящная

Марианна променивает своего взбалмошного Нежданова на эту деловитую, лимфатическую фигуру и соединяет с ним свою судьбу. Хождение в народ

Нежданова представляет замечательную страницу из истории внутреннего быта

России, и надо удивляться, что нашлись люди, которые прозвали все это

поэтически-реальное создание «водевилем с переодеваниями» [441], не обращая

ни малейшего внимания на художественные черты, входящие постоянно в

изображение лиц, в описания их отношений друг к другу, в картину их волнений, страданий и надежд.

Но возвращаемся к «Отцам и детям». Издатели «Современника» были

отчасти правы, когда говорили, что разность мнений и убеждений понудила их

расстаться с Тургеневым, но, прибавим, это не касалось принципов, оснований, а

относилось только до способа обращаться с авторитетами. Осенью 1860 года, когда начат был роман, Тургенев проводил целые вечера в толках о причинах

такого разногласия и о средствах упразднить его или по крайней мере