Литературный институт

Книгу я прочитал за день, проведенный в жутком сидячем поезде «Санкт-Петербург – Москва» – на пути от уже почти бывшей первой жены, к которой ездил из Москвы во время сессии.

Но на госэкзамене отказались слушать мои мысли об окопах, а молча поставили «тройку» за не слишком уверенное знание од Державина – утративших свое значение произведений весьма среднего по всем параметрам стихотворца.

* * *

Но теперь, спустя годы, я начинаю думать, что мое заочное образование оказалось более серьезным, нежели то, что получали студенты дневного отделения.

Ведь им в течении 10 полноценных семестров давали разжеванное знание с чужих слов.

А я учился по книгам (информация от установочных сессий была ничтожной!) и писал многочисленные контрольные работы, доходя до каждой ступени познания самостоятельно.

* * *

Правда, стоит подчеркнуть и описанное во «Вкусе помады» явление не слишком положительное.

* * *

Учась четыре года на одни «пятерки», на последнем курсе я ощутил такую усталость от суеты (ставшей очевидно бесперспективной), что спустил рукава.

Хотя причиной моего наплевания на конечный результат можно считать и упомянутый в «Девушке» результат защиты диплома, которой началась последняя весенняя сессия.

В качестве дипломной книги я представил женский (то есть имеющий героинями женщин и затрагивающий проблемы слабого пола) сборник из повести «Зайчик» и нескольких рассказов. Мой творческий руководитель эту работу принимать не хотел, пытался вытолкнуть меня на защиту с тем же «9-м цехом» – хотя отсутствие динамики говорило бы прежде всего не в пользу его как руководителя.

Я настоял на своем «Мельничном омуте», но руководитель на защите набрасывался на меня хуже рецензентов – что мне (имевшему к тому времени опыт и всегда защищавшему своих дипломников до последнего патрона!) показалось совсем из ряда вон выходящим.

В результате я получил «четверку» (хотя рассчитывал как минимум на немедленный прием в СП), второй «красный» диплом отпал.

Мы с Колей Бавриным пошли в ближайшую закусочную и выпили вдвоем 4 (!) бутылки сухого вина по 0,7 л.

Путь наш до метро прерывался около каждой подворотни (общественных заведений на том пути не нашлось), а потом я буквально «забил» на остальные этапы государственных испытаний.

7

Сам того не желая, я затронул больную тему: литинститутский семинар.

* * *

О нем чуть веселее написано в «Девушке», здесь скажу коротко, что творческий семинар был элементом учебного процесса, отличающим Литературный институт от обычного филологического факультета.

Помимо обязательных предметов (стилистики, языкознания, русского языка, мировой и русской литературы во всей антологии) мы должны были развивать свои таланты на семинарах.

Где писали произведения по заданной тематике, обсуждали друг друга и как бы оттачивали мастерство под руководством руководителя.

Увы, с семинаром мне не повезло в корне – примерно так, как с уфимским литобъединением при «Ленинце»

* * *

Конечно, для успокоения мне стоит обвинить себя самого.

Сказать, что в те годы я был глуп, незрел, негибок и так далее.

Но кто, где и когда видел гибкого художника?

Поэта, не считающего свои рифмы удачнейшими на свете – или прозаика, не гордящегося единственными в своем роде сюжетными ходами?

Все мы, поступившие в Литинститут, были разными. Стоявшими каждый на своем пьедестале и смотрящими свысока на всех прочих.

И задача руководителя творческого семинара заключалась не в том, чтобы сбить каждого на землю, а чтобы укрепить фундаменты этих самых пьедесталов.

Ведь если человек не считает себя центром мира, он никогда не сможет достичь серьезных успехов ни в чем вообще.

Во всяком случае, на другом прозаическом семинаре нашего потока дело обстояло так, как должно было обстоять.

Там кипели страсти, но некоторые сделались писателями.

Приходят на память Аня Дубчак – моя любовь не только не первом, но и на втором курсе – и Валера Роньшин – друг поздних времен.

Из нашего семинара профессиональным литератором не стал никто.

* * *

Наш руководитель, видный советский писатель Олег Павлович Смирнов, был талантливым прозаиком и хорошим человеком.

О последнем говорит хотя бы тот факт, что после выпуска я несколько лет продолжал переписку с ним.

Олег Павлович возился с нами изо всех сил.

Пытался наставить на путь истины.

Протолкнул нас с Колей в журнал «Октябрь», где работала его дочь.

Позже дал мне рекомендацию в СП.

И так далее.

Но семинар, набранный им по результатам творческого конкурса, не дал ничего хорошего ни одному из нас.

Наш творческий семинар был бардачным во всех смыслах ёмкого русского слова.

Я даже не помню, с кем начинал там в 1989 году и с кем окончил в 1994: люди менялись непрерывно, откуда-то восстанавливались и куда-то исчезали, мало кто задерживался дольше, чем на пару семестров, и никто не оставил следа в душе.

Из поступивших со мной выпустились 3-4 человека, писателями из них могли считаться только Коля Баврин и Улдис Сермонс.