– А теперь это собственность государства. Она должна приносить доход, чтобы оправдывать затраты на содержание. Со своих будем брать по одному юаню, а со сволочей-иностранцев – по тридцать. Тот, кто хочет торговать на территории Государственной зоны развития туризма, должен получить лицензию. В том числе и ты.
Я выложила лапшу в миску и залила чайные листья кипятком.
– Ну так дай мне эту самую лицензию.
– Охотно. С тебя двести юаней.
– Чего-чего?! Мой чайный домик стоит здесь с незапамятных времен!
Он перелистал свою бухгалтерскую книгу.
– В таком случае с тебя причитается арендная плата за все эти годы.
Я пригнулась за прилавком, харкнула в лапшу и как следует размешала мокроту. Распрямившись, нарезала зеленого лука, посыпала сверху и поставила миску перед ним.
– Впервые слышу подобную чушь.
– Вот что, старуха, не я законы придумываю. Этот приказ прямо из Пекина. Туризм является важнейшей базой социалистической модернизации. Мы будем стричь доллары с туристов. Ты, конечно, понятия не имеешь, что такое доллар, и даже не пытайся своими куриными мозгами понять научную экономику. Тебе это не дано. От тебя требуется понять одно: партия приказывает тебе заплатить.
– Знаю прекрасно про вашу партию, сестры в деревне мне все рассказали! И про ванны с фонтанами, и про машины с мигалками, и про обслуживание без очереди, и про дурацкие съезды, и про…
– Захлопни свой поганый рот, если хочешь и дальше кормиться за счет народной горы! Партия преобразила нашу родину, совершила рывок в развитии на пятьдесят лет, а то и больше! Все уже заплатили! Даже монастыри. Кто ты такая со своими безмозглыми деревенскими сестрами? С чего ты возомнила, что понимаешь больше партии? Гони двести юаней, или завтра приду с народной милицией. Они закроют твой паршивый домик, а тебя посадят в тюрьму за неуплату. Свяжем тебя по рукам и ногам и стащим с горы, как свинью! Побойся позора! Лучше заплати по-хорошему. Ну? Я жду.
– Долго ждать придется! Нет у меня двухсот юаней. Я за сезон зарабатываю всего пятьдесят. А жить мне на что?
Чиновник уплетал лапшу.
– Закроешь свое заведение и попросишься к сестрам в деревню, пусть приютят в уголке. Станешь блох у свиней ловить. Сыпь в лапшу поменьше соли, тогда и выручка будет больше.
Будь я мужчиной, сбросила бы его в выгребную яму. Плевать, что член партии, да хоть трижды член. Но он чувствовал за собой силу.
Я вынула из фартука десять юаней.
– Нелегкая у тебя работа. Пока обойдешь все чайные дома на горе да разберешься, кто чего не заплатил…
Он набрал полный рот зеленого чая и выплюнул, заляпав мне все окно.
– Взятка? Коррупция – раковая опухоль на теле матери-родины! Неужели ты, старуха, воображаешь, что за эти гроши я соглашусь отсрочить победу социализма? Задержать приход эры народного процветания? Помешать наступлению светлого будущего?
Я вынула еще двадцать юаней.
– Больше у меня ничего нет.
Он спрятал деньги в карман.
– Свари-ка мне вот этих яиц и заверни их вон с теми помидорчиками.
Пришлось сделать, как он велел. Дерьмоед так и останется дерьмоедом.
Однажды из тумана выбежали два монаха, взъерошенные, запыхавшиеся.
Бегущий монах – такая же диковина, как честный чиновник.
– Садитесь, прошу вас, – сказала я, расстилая свежую скатерть. – Отдохните.
Они поклонились в знак благодарности и сели. Слугам Учителя нашего Будды, я всегда подаю лучший чай бесплатно. Тот монах, что помоложе, отер пот со лба.
– Гоминдановцы идут! Две тысячи человек. Когда мы уходили, деревня почти совсем опустела. Люди перебираются куда-нибудь повыше. Твоего отца увез на тележке брат.
– Это уже было. Японцы разрушили мою чайную.
– По сравнению с гоминдановцами японцы покажутся ангелами. Эти просто звери! – вступил в разговор монах постарше. – Они тащат все, что можно унести, съедобное и несъедобное, а остальное сжигают или отравляют. В одной деревне отрезали мальчику голову и бросили в колодец, чтобы отравить воду.
– Но зачем им это?
– Коммунисты наступают, несмотря на американские бомбы. Гоминдановцам нечего терять. Я слышал, они направляются в Тайвань, чтобы присоединиться к Чан Кайши{72}
, и им приказано принести все, что смогут добыть. Они ободрали всю позолоту с храма Будды в Лэшане.– Да-да, это правда, – кивнул монах помоложе, вытряхивая камушки из сандалий. – Постарайся от них улизнуть. У тебя еще есть часов пять. Спрячь все ценное в лесу и спрячься сама. И будь осторожна, когда вернешься. Не попадись отставшим. Мы не хотим, чтобы с тобой случилось дурное.
Я дала монахам мелочь, чтобы они воскурили благовония за здоровье моей дочери, и они так же бегом скрылись в тумане. Утварь получше я спрятала высоко на Дереве, а Учителя нашего Будду, попросив прощения за беспокойство, пристроила еще выше, в развилку, где росли фиалки.
Туман рассеялся, внезапно наступила осень. Под порывами ветра листья мчались по дорожке, словно крысы по воле заклинателя.