Деревья вытянулись до самого неба. Кроны сомкнулись небесной поляной. «Следуй за мной, – сказал взгляд единорожицы. – Положи руку мне на плечо». Туннели коры и темноты сменялись другими туннелями коры и темноты. Моя проводница цокала костяными копытцами. Я блуждала, но мне было радостно. Мы очутились в саду на дне колодца света и тишины. Над узорчатым мостиком, выложенным янтарем и нефритом, колыхались цветы лотоса и орхидеи. Бронзовые и серебристые карпы вместе с темными совами парили у моей головы. «Это благостное место, – без слов сказала я единорожице. – Ты со мной еще побудешь?»
«Матушка, – мысленно ответила единорожица, и ее человечьи глаза наполнились слезами. – Матушка, разве ты не узнаешь меня?»
Я проснулась с печалью в сердце.
Сидя в пещере, я смотрела на струи дождя и больше всего на свете хотела превратиться хоть в птичку, хоть в камушек, хоть в папоротник, хоть в олениху, как влюбленные в сказках. На третий день небо прояснилось. Дым над деревней развеялся. Я осторожно подкралась к нашему домику. Снова разрушен. Расплачиваются-то всегда бедняки. А больше всех платят бедные женщины. Я стала разбирать обломки. А что еще оставалось делать?
В начале лета объявились коммунисты. Всего четверо – два парня и две девушки. Молодые, в новехонькой форме, с пистолетами. Дерево предупредило меня об их приближении. Я разбудила отца, который, как всегда, дремал в гамаке. Он приоткрыл один глаз:
– Да пошли они на хрен. Все одинаковые. Только значки да медали разные.
Отец умирал, как и жил, с одним желанием – лишь бы сил не тратить.
Коммунисты спросили, можно ли присесть в чайной и поговорить со мной. Друг друга они называли «товарищ», а ко мне обращались почтительно и ласково. Один парень с девушкой были влюблены друг в друга, я сразу это поняла. Я б и рада была им поверить, но они слушали меня и улыбались. А опыт научил меня – за улыбками прячется зло.
Коммунисты внимательно выслушали мои жалобы. Кроме зеленого чая, им от меня ничего не было нужно. Они вообще хотели не брать, а давать. Они хотели давать разные хорошие вещи, например образование. Всем, даже девочкам. Еще хотели давать бесплатное лечение и покончить с болезнями. И покончить с эксплуатацией человека человеком на фабриках и в полях. И покончить с голодом. И вернуть нашей родине попранное достоинство. Китай больше не будет дряхлым стариком в семье азиатских народов. Молодой Китай родится из праха какого-то феодализма, так вроде они сказали, и поведет за собой все человечество. Новая эра начнется через пять лет, не позже, потому что мировая пролетарская революция исторически неизбежна. А когда начнется новая эра, то у каждого будет личный автомобиль, так они сказали. А дети наших детей вообще на работу будут летать по воздуху. У каждого будет всего вдоволь по его потребностям, и преступники исчезнут сами собой. Зачем воровать, когда всего вдоволь?
– Ваши вожди, должно быть, великие волшебники и знают волшебное слово.
– Да, – сказала девушка. – Это волшебное слово – учение Маркса, Сталина, Ленина. Это волшебное слово – «диалектика классовой борьбы».
Мне это волшебное слово показалось не очень убедительным.
Отец выполз из гамака и потребовал чаю.
– Мы очень рады, что коммунисты наведут хоть какой-то порядок на Святой горе и в долине, – сказал он, не сводя глаз с девушек и ковыряя пальцем в зубах. – А то вот националисты изнасиловали ее. – Он мотнул головой в мою сторону. – Видно, им было невтерпеж, а ничего лучше не подвернулось.
Меня захлестнуло горячей волной стыда. Неужели он забыл, что это сделал Сын Военачальника? Влюбленная девушка вышла из-за стола и пожала мне руку. Такая молодая, чистая ладошка, мне даже неловко стало.
– При старом режиме женщины часто подвергались насилию. Они не знали другой жизни. В Корее японская армия угнала девушек. Им дали японские имена и, как стадо, водили за армией для нужд солдат. Но эти времена остались в прошлом.
– Да, – заговорил парень. – Капиталисты и империалисты много веков насиловали Китай. При феодализме женщин приравняли к скотине. И при капитализме женщин покупали и продавали, как домашний скот.
Я хотела сказать ему, что он и понятия не имеет, каково это, когда тебя насилуют, но девушка была так ласкова со мной, что я потеряла дар речи. Добра-то я ни от кого не видела, кроме моего Дерева и Учителя нашего Будды. Девушка сказала, что принесет мне лекарство, если нужно. Они были такие добрые, счастливые, смелые. Обращались к моему отцу «господин» и даже заплатили за чай.
– Вы совершаете паломничество на Святую гору? – спросила я.
Парни заулыбались.
– Партия освободила китайский народ от оков религии. Скоро паломников вообще не будет.
– Паломников не будет? И Святая гора больше не святая?
– Конечно не святая, – кивнули они. – Но все равно красивая.
Значит, правильно я все поняла. Намерения-то у них добрые, но в голове – чушь собачья.