Литературный призрак

На следующий день выяснилось, что я легко отделалась. Я пошла в деревню одолжить что-нибудь из посуды. Монастырь был разграблен и разрушен. Многих монахов убили прямо в большом зале, во время медитации. В дворике с лунными воротами я заметила человек сто монахов. Они стояли на коленях вокруг костра и жгли древние свитки из монастырской библиотеки, которые хранились с той поры, когда Учитель наш Будда ходил по земле со своими учениками. Монахам запрокинули головы, подтянули к затылкам связанные щиколотки и заставили кричать: «Слава идеям Мао Цзэдуна! Слава идеям Мао Цзэдуна!» Без передышки. Хунвейбины забивали камнями тех, кого покидали силы.

К камфорному дереву у школы привязали школьных учителей. На шее у них болтались таблички «Чем больше читаешь, тем глупее будешь».

Повсюду висели портреты Мао. Я насчитала пятьдесят, потом сбилась со счета.

Двоюродную сестру я нашла на кухне. Лицо белое, как стенка.

– Где твои вышивки?

– Вышивки – буржуйская забава. Я сожгла их во дворе, пока соседи не донесли.

– Почему все ходят с красными книжечками? Талисман от злых духов?

– Это красный цитатник Мао. Он должен быть у каждого. Такой закон.

– Скажи, как может один лысый жирный коротышка так оболванить целый народ?

– Тише! Если кто-нибудь услышит, тебя забьют камнями. Присядь, сестра. У тебя уже побывали хунвейбины? Они недавно ушли на гору, жечь монастыри на вершине. Выпей-ка рисового вина. Вот, держи. Пей до дна. У меня плохие новости. Всех родственников из Лэшаня увезли.

– Куда? В Гонконг?

– В исправительный лагерь. Соседи завидовали посылкам, которые передавала им твоя дочь. И донесли, что они классовые предатели.

– Что такое исправительный лагерь? Там можно выжить?

Сестра вздохнула и развела руками:

– Кто его знает…

Мы помолчали.

Три коротких удара в дверь – сестра вздрогнула, будто ей на шею набросили удавку.

– Это я, мама!

Сестра откинула засов. Вошел ее сын, поздоровался со мной.

– Я с рыночной площади, был на собрании самокритики. Мясник донес на скотника.

– За что?

– Какая разница! Сойдет что угодно. Мясник задолжал скотнику за корову, вот и решил рассчитаться. Да это пустяки. Вот через деревню от нас лудильщик лишился головы только за то, что его дед воевал у гоминдановцев против японцев.

– Так ведь против японцев коммунисты сражались рука об руку с гоминдановцами!

– Так-то оно так. Но дед выбрал не тот мундир. И у внука голова с плеч! А в одной деревне за Лэшанем два дня назад готовили жаркое.

– И что? – спросила сестра.

– А мяса-то у них не водится со времен Великого Голода.

– И что? – выдохнула я.

– Три дня назад там перестреляли всех членов совета коммуны, вроде как за присвоение народного сливочного масла. Сами догадайтесь, что – кого – на следующий день жарили в котлах… Участвовать обязаны были все жители деревни под страхом смертной казни, так что все теперь соучастники. Жарь – или зажарят.

– В преисподней сейчас, наверное, никого не осталось, – вслух подумала я. – Все демоны собрались на Святой горе. Может, комета виновата? Может, это она изливает на землю зло?

Племянник уставился на бутылку рисового вина. Он всегда поддерживал коммунистов.

– Это жена Мао во всем виновата, – ответил он. – Она была актеркой, а теперь у нее в руках оказалась власть. Чего можно ждать хорошего от человека, который зарабатывал на жизнь притворством?

– Я возвращаюсь на Святую гору, – сказала я. – Ноги моей больше не будет в долине. Навещай меня, сестра, если найдешь силы. Ты знаешь, где меня искать.

Глаз смотрел сверху. Он притворялся падучей звездой, но меня не проведешь. Разве падучая звезда может лететь прямо, на одной высоте, не сгорая? И не какое-то там бельмо, нет, именно глаз, человечий глаз смотрел на меня с сумрачной, затянутой паутиной высоты, как все они глядят. Кто они и чего им от меня надо?

– Поразительно! – прошелестело Дерево, и я различила в его шепоте улыбку. – Откуда у тебя такое чутье?

– О чем ты? – не поняла я.

– Его еще даже не запустили!