Литературный призрак

Мой кремлевский любовник отправил меня на аборт. Я не хотела. Я боялась. Священники и старухи всегда говорили, что для женщин, которые убивают младенцев, в аду есть особый ГУЛАГ. Но еще больше я боялась того, что любовник меня бросит и я попаду на панель, поэтому пришлось согласиться. А он боялся скандала. Из-за внебрачного ребенка наша связь получила бы огласку. Все прекрасно знали, что Советский Союз держится на скандалах и взятках, но требовалось соблюдать приличия – ради народных масс. Такие вот нормы социалистической морали и нравственности. Одно хорошо: узнай об этом моя мамочка, она сгорела бы со стыда, даже в гробу.

Ну, аборты делали все женщины, в этом не было ничего удивительного. Мне сделали аборт в больнице для партийных работников на Московском проспекте, где уровень обслуживания якобы был выше, чем в больницах для обычных граждан. Ничего подобного. Не знаю почему, кровотечение не останавливалось, но меня все равно выписали. Больничный врач не стал меня слушать, а тетка в регистратуре вызвала охрану, и меня выпроводили восвояси. Я стояла на крыльце и орала во все горло, выплескивая злость, пока не остались одни всхлипы. Помню дождь и аллею обкорнанных вязов, ведущую к набережной. Я попросила любовника разобраться, но он потерял ко мне интерес и считал меня обузой. Через две недели, в кафе при спецраспределителе, заявил, что мы должны расстаться, потому что его жена каким-то образом пронюхала про мою беременность. Он велел мне держать язык за зубами и не скандалить, иначе меня выселят куда подальше. Я стала пятном на его биографии. На его совести.

Я не скандалила. Когда наконец выбралась к врачу, в поликлинику, он едва осмотрел меня и сразу сказал: «Надеюсь, детей вы заводить не собирались, потому что это вам больше не грозит». Он был небрит, и от него разило водкой, поэтому я ему не поверила. Какая-то коровища-медработница завела речь о буржуазных предрассудках и о том, что капиталисты-эксплуататоры отводят женщине одну-единственную роль – плодить и умножать эксплуатируемых. Я сказала, что не нуждаюсь в ее советах, и вышла. Через год в «Правде» опубликовали некролог – мой партиец скоропостижно скончался от сердечного приступа.

Руди я говорю, что принимаю противозачаточные таблетки, потому что он с самого начала заявил, что гондоны – это для макак. Ну посмотрим, что будет в Швейцарии. Все-таки там чистый воздух, чистая вода. А может, швейцарские гинекологи творят чудеса, о которых русские могут только мечтать. И по швейцарским лугам будет бегать маленькая девочка, похожая на меня и на Руди. Прелесть что за девочка. А потом у нее появится братик, и Руди будет учить его охотиться в горах. А я научу нашу малышку вкусно готовить всякие изысканные блюда. Например, суп из ласточкиных гнезд – Джером рассказывал, что его очень любят китайцы.

Главный хранитель Рогоршев меня почему-то избегает, хоть сегодня по графику наш вечер. Тем лучше. Делакруа – наша последняя операция, Руди обещал. Он говорит, что подбивает бабки и закругляется с бизнесом. Это дело небыстрое, я понимаю. Руди побеседовал с Грегорским, объяснил ему ситуацию и решительно отмел всевозможные «но» и «если», так что Грегорскому пришлось смириться. Руди пообещал, что в самом крайнем случае отправит меня в Швейцарию пораньше и поселит в самый в лучший отель, а сам приедет позже. Так даже лучше! К его приезду я устрою ему сюрприз – куплю шале! А он тем временем продаст все свои активы по самой выгодной цене. Кроме пиццерии, ресторана и модельного агентства – я в нем тоже работаю, параллельно с Эрмитажем, – у Руди есть таксопарк, строительная компания, экспортно-импортная фирма и доля в фитнес-клубе, а еще он негласный партнер в сети ночных клубов, ведает там вопросами безопасности и охраны и тому подобными делами. Руди дружен с президентом. Президент назвал Руди представителем молодого поколения, которое в двадцать первом веке поведет корабль обновленной России через все рифы и мели.