Читаем Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции полностью

Но затем колесо фортуны опять повернулось невыгодным для него образом. Что именно пошло не так, судить довольно трудно, поскольку из писем Фонтанеля за весь 1773 год до нас ни одно не дошло. Вероятнее всего, он, подобно другим мелким розничным торговцам, заказал больше книг, чем оказался в состоянии продать. В июне 1784 года STN еще раз обратилось за помощью в фирму «Вьялар, отец, сын и Турон», с тем чтобы взыскать с Фонтанеля накопившийся к этому времени долг: 1216 ливров, сумму более чем серьезную для хозяина небольшого книжного магазина. Вьялар разработал схему постепенного погашения долга, но Фонтанель не смог справиться и с этой задачей. С точки зрения Вьялара, главная проблема заключалась в том, что Фонтанель чрезмерно расширил свое предприятие: «Мне представляется, что он берет на себя больше, чем может сделать». На протяжении двух последующих лет «методом угроз и постоянной осады» Вьялару удалось выжать из Фонтанеля несколько небольших платежей. Привлекать его к суду бессмысленно, писал Вьялар, поскольку, если довести дело до банкротства, STN не получит вообще ничего. «С моей точки зрения, сделать ничего нельзя, кроме как выбивать один платеж за другим, сопровождая это великим множеством угроз»168. Когда в сентябре 1786 года поступил последний платеж, Фонтанель все еще оставался должен издательству 218 ливров, и STN перестало отправлять ему книги.

К этому времени Фонтанель уже достаточно долго и тесно сотрудничал с «Обществом», чтобы можно было составить общее представление о его предприятии. В его заказах прослеживается особый интерес к трудам Руссо, причем как к более ранним изданиям полного собрания сочинений, так и к посмертным дополнениям к этому корпусу, включая «Исповедь». В ассортименте у него было немало Вольтера, а также, вероятно, других «философских книг» самого разного рода; впрочем, как он сам объяснял в письмах, литературу этого жанра он предпочитал покупать у других оптовиков, которые брали меньше, чем STN. Кроме того, по его же собственным словам, его особо интересовали книги по медицине, от трактатов Альбрехта фон Галлера169 и Хермана Бурхаве170 до таких популярных брошюр Самюэля-Огюста Тиссо, как «Трактат об эпилепсии» (Traité d’ épilepsie), «О здоровье литераторов» (De la santé des gens de lettres), «Онанизм» (L’ Onanisme) и «Советы народу о здоровье» (Avis au peuple sur sa santé). Самая неожиданная книга, заказанная Фонтанелем, – это историческая пьеса Барнабе-Фирмьяна дю Розуа «Генрих IV, лирическая драма» (Henri IV, drame lyrique), которая прочих книготорговцев не интересовала совершенно. Как и многие другие, Фонтанель ценил труды таких классиков, как Эразм, Сервантес, Лафонтен и Мольер. А еще он заказывал самого разного толка протестантскую литературу, брошюры по педагогике, исторические сочинения и такие романы, как «Злоключения непостоянства» (Les Malheurs de l’ inconstance) Клода-Жозефа Дора или «Испытания чувства» Бакюляра д’ Арно.

Благодаря открытому Фонтанелем cabinet littéraire эти книги могли обращаться в Монпелье достаточно широко. К несчастью, он не оставил описания того, как именно функционировала его библиотека и какого рода публика ею пользовалась. Представляешь себе офицеров из местного гарнизона, чиновников из интендантства и священников из кафедрального собора, которые разглядывают полки в магазине Фонтанеля, перебирают гравюры в папках и обмениваются замечаниями о последних изданиях Вольтера и Руссо. Фаварже, зайдя к Фонтанелю, вполне мог попасть именно в такую компанию, пусть даже он ничего и не пишет о царившей в магазине атмосфере. Сам Фонтанель красноречием не отличался, а когда позволял себе наблюдения обобщающего характера, получались трюизмы, обычные для всех – почти без исключения – владельцев маленьких книжных лавок. «Времена нынче трудные», – восклицает он в одном из писем. «Я тружусь для того, чтобы зарабатывать деньги, а не для того, чтобы их терять», – в другом.

У Фаварже было много случаев послушать различные вариации на эти темы, и в особенности во время его следующей остановки, в Марселе, где он стал свидетелем конфликта, очень похожего на тот, что тянулся между Риго и Фонтанелем в Монпелье. Общий принцип построения профессиональной среды в больших провинциальных центрах постепенно становился очевиден: везде, куда бы ни приезжал Фаварже, он обнаруживал одного или двух солидных книготорговцев в центре торговой сети и нескольких мелких розничных торговцев, отчаянно боровшихся за жизнь по ее краям.

Марсель

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Языкознание
Языкознание

Что такое языкознание, или лингвистика? Чем занимается эта наука, какие проблемы перед ней стоят? Эта книга рассказывает об истории лингвистики с древнейших времен до современности и показывает, как наука старается ответить на три главных вопроса, связанных с языком — как он устроен, как изменяется со временем и как функционирует.Многие даже образованные люди, думают, что лингвисты — это полиглоты, которые просто знают много языков. Это заблуждение вполне понятно — выражение «изучать язык» может быть истолковано по разному, но не имеет ничего общего с действительностью. Книга Владимира Алпатова рассказывает, чем на самом деле занимаются лингвисты и что их интересует. Зачем они читают старинные рукописи, отправляются в экспедиции в джунгли и пишут компьютерные программы. Как появились лингвистические теории и как они помогают решать практические задачи: преподавать языки, разрабатывать письменности, создавать алгоритмы машинного перевода. Читатели книги — это люди, далекие от лингвистики, но желающие узнать, как и зачем люди изучают свой язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки