Читаем Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции полностью

Подобная стратегия была типичной для торговцев, которых Фаварже в своих записях отмечал как «хороших» или «солидных». Но в Марселе торговля самыми разными товарами велась в колоссальных объемах, и Мосси, владелец крупнейшего в городе книжного магазина, мог себе позволить по-настоящему крупные заказы. Собственную типографию он основал в 1768 году, несмотря на все усилия со стороны других печатников, пытавшихся не допустить его в свои ряды. Таковых было трое, и Мосси напомнил городским властям, что согласно эдикту 1704 года в Марселе могли работать шесть печатных мастерских. К 1771 году на его предприятии, расположенном в городском арсенале и сочетавшем в себе книжный магазин и типографию, уже работало шестьдесят человек175. В отличие от других печатников, которые, согласно обозрению 1764 года, не издавали ничего, кроме религиозной литературы и официальных объявлений, он выпускал развлекательную литературу для широкой публики и коммерческую газету, Affiches de Marseille, которую в 1781 году заменил более амбициозным ежедневником под названием Journal de Provence. Еще он держал приемную (bureau de recette), где клиенты могли подписаться на другие газеты, и занимался оптовыми поставками, снабжая литературой более мелкие магазины как в самом Марселе, так и в ближайших к нему городах. Совмещая функции типографа, издателя, оптовика и розничного торговца, он превратился в самого влиятельного и богатого предпринимателя на книжном рынке провинции.

Если судить по двум дошедшим до нас профессиональным указателям, может показаться, что книжная торговля процветала. В «Альманахе книготорговли» за 1777 год перечислены целых девятнадцать марсельских книготорговцев, а в альманахе за 1781‐й – четырнадцать. Изменчивость данных свидетельствует о том, что предприятия большинства из них занимали маргинальное положение. Если верить обозрению от 1764 года, «репутация у них довольно неплохая, но в средствах они весьма ограничены», а издательская деятельность в Марселе находилась в зачаточном состоянии176.

Почему же книжный рынок Марселя оставался столь незначительным, куда менее обширным, чем в Безансоне или Руане, где жителей было меньше? Ключевым фактором была слабость городской инфраструктуры, связанной с административными и правовыми институтами. В таких столицах провинций, как Руан и Безансон, были свои парламенты, интендантства и самого разного рода государственные учреждения: прочная база для существования хорошо образованного класса профессионалов. В отличие от Экс-ан-Прованса, куда парламент и административные учреждения притягивали деловых людей со всей провинции, Марсель оставался торговым центром, почти вся жизнь которого была ориентирована на порт. Конечно, марсельские купцы и заводчики представляли собой публику вполне грамотную, но вот являлись ли они при этом заядлыми книгочеями? К сожалению, книготорговцы, в какой бы части Франции они ни вели дела, редко давали в письмах характеристики своим покупателям. А если это и происходило в исключительных случаях, скажем в сносках к спискам подписчиков на «Энциклопедию»177, то они куда чаще упоминали юристов, врачей, чиновников и священнослужителей, чем предпринимателей. А для того, чтобы делать сколько-нибудь общие заключения о спросе на книги в среде торговой и промышленной буржуазии, данных у нас недостаточно. Кроме того, в письмах от Кальдезега, еще одного марсельского книготорговца, с которым имело дело STN, встречаются замечания о том, что некоторые марсельские купцы все-таки тратили деньги на книги, причем деньги весьма немалые. Прежде чем выйти из дела, Кальдезег собрал большое количество подписок на «Энциклопедию» и в письмах в STN указал двенадцать конкретных подписчиков. Среди них были пехотный капитан, биржевой маклер (courtier), торговец (marchand) и восемь купцов (négociants).

Мосси ничего не пишет о профессиях своих покупателей, однако дает им общую характеристику: «Как вам наверняка известно, публика очень нетерпелива, и в особенности это касается провансальцев, которые все как один – огонь». Клиенты Мосси требовали быстрого обслуживания и пикантных новинок. Отсюда можно сделать вывод, что он должен был активно торговать запрещенной литературой. Подобного рода книги, как и было сказано в обзоре 1764 года, в Марселе были весьма востребованы, и маргинальные книготорговцы, вроде того же Кальдезага, предпочитали сосредоточиться именно на этом товаре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Языкознание
Языкознание

Что такое языкознание, или лингвистика? Чем занимается эта наука, какие проблемы перед ней стоят? Эта книга рассказывает об истории лингвистики с древнейших времен до современности и показывает, как наука старается ответить на три главных вопроса, связанных с языком — как он устроен, как изменяется со временем и как функционирует.Многие даже образованные люди, думают, что лингвисты — это полиглоты, которые просто знают много языков. Это заблуждение вполне понятно — выражение «изучать язык» может быть истолковано по разному, но не имеет ничего общего с действительностью. Книга Владимира Алпатова рассказывает, чем на самом деле занимаются лингвисты и что их интересует. Зачем они читают старинные рукописи, отправляются в экспедиции в джунгли и пишут компьютерные программы. Как появились лингвистические теории и как они помогают решать практические задачи: преподавать языки, разрабатывать письменности, создавать алгоритмы машинного перевода. Читатели книги — это люди, далекие от лингвистики, но желающие узнать, как и зачем люди изучают свой язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки