Читаем Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции полностью

Этих 400 ливров STN так никогда и не увидело. В феврале 1779 года до директоров дошло известие о том, что Кальдезег исчез, оставив после себя жену и огромные долги. В июле пришло письмо от одного из его друзей, с попыткой объяснить ситуацию: Кальдезег бежал в Кадис, но теперь хочет вернуться и воссоздать свое предприятие. Если кредиторы спишут 85 процентов долга, он будет работать не покладая рук, чтобы выплатить остальное. Он молод, трудолюбив и преисполнен решимости начать все с чистого листа, если ему дадут хотя бы полшанса184.

В сентябре уже сам Кальдезег развил эту тему в письме, отправленном на адрес STN из неведомого убежища. По его словам, он просто поддался панике, поняв, насколько быстро растет его долг. Он вложил 10 000 ливров в спекулятивную сделку и потерял эти деньги, так что перспектива оказаться в долговой тюрьме стала вполне реальной. В итоге он почел за лучшее сбежать, взяв с собой только два верхних платья, дюжину сорочек и четыре ящика книг, которые намеревался сбыть в Кадисе. Он тешил себя надеждой, что жена сможет продолжить его дело, поскольку он оставил ей целый склад с книгами стоимостью в 19 000 ливров, а также подумал, что кредиторы могут списать примерно половину накопившихся к этому времени долгов. Но по прибытии в Кадис он получил письмо от друга и узнал, что жена вернулась к своему отцу, который позволил арестовать все его имущество, чтобы спасти то, что осталось от ее приданого. Друг предупредил, что, если Кальдезег не хочет, чтобы все его добро пустили с молотка, ему лучше вернуться на первом же корабле. Он так и сделал, но по прибытии обнаружил, что аукцион уже состоялся, а потом еще и тесть обвинил его в том, что он сбежал, прихватив с собой три четверти имущества. Защищать свое достоинство в суде он не мог, «потому что я больше не свободен». Однако он мог бы все начать заново, опираясь на то, что у него осталось. Просил он всего лишь о том, чтобы издательство снизошло к нему в его злоключениях – то есть согласилось пожертвовать 85 процентами долга. Он отдает себе отчет в том, что оно наверняка получило несколько весьма нелицеприятных отзывов о нем, но эти отзывы наверняка сильно преувеличены: «Причиной моих несчастий стали не столько легкомыслие и разгульный образ жизни, сколько честолюбие… Я молод и стану трудиться изо всех сил, чтобы вернуть деньги каждому, кому должен, и когда-нибудь восстановить свое доброе имя, если вы сами не принудите меня бежать из страны и отправиться искать смерти на Антильских островах».

Конечно, имелась некоторая вероятность того, что Кальдезег писал от чистого сердца, но он был достаточно осторожен, чтобы не сообщить обратного адреса. Возможность ареста и злостного банкротства была весьма высока, и рисковать он не хотел. Так что предложение STN согласиться на поэтапный план выплаты долга поступило через его приятеля по фамилии Изоар, который параллельно прислал несколько писем с уверениями в том, что Кальдезег писал все это совершенно искренне и что большинство других кредиторов согласились на компенсацию пятнадцати процентов долга. В конце концов, это лучше, чем ничего. Кальдезег вернулся к этому разговору в следующем письме, написанном пару месяцев спустя. Конечно, он уже успел заручиться согласием многих на свое предложение, писал он, но он готов предложить STN двадцать пять процентов вместо пятнадцати, «в глубокой тайне».

Припертые к стенке должники время от времени заключали секретные сделки с несколькими кредиторами для того, чтобы заполучить их подписи под соглашением о списании части долга, а затем с помощью этих подписей заставить принять соглашение остальных кредиторов, оказывавшихся в менее выгодных условиях. Нёвшательцы не первый день занимались своим делом, чтобы попасться на такую наживку. Они попросили знакомого марсельского купца выяснить, как в действительности обстоят дела, и тот сообщил, что Изоар до сих пор не может похвастаться ни единой подписью под соглашением о выплате части долга. Так что план Кальдезега выглядел лишь «очередной попыткой обобрать своих кредиторов, поскольку все его прежнее поведение, несомненно, выдает в нем человека бесчестного»185.

Эта информация никак не способствовала тому, чтобы в STN с пониманием отнеслись к последнему письму от Кальдезега, полученному в январе 1780 года. Он отчаянно нуждается в ответе из Нёвшателя, писал он. Держаться больше нет сил. Отказ или согласие со стороны STN решат его дальнейшую судьбу, поскольку, если ему не удастся заручиться достаточной поддержкой со стороны кредиторов, то иного выхода, кроме бегства, он не видит, как бы ни пострадала при этом его честь. «Свободу свою я предпочту всем почестям мира, и если я буду вынужден пойти на этот шаг, то всегда смогу сказать, что меня к нему принудили беспощадные кредиторы». Удостоить его ответом в STN не сочли нужным и более никогда о нем не слышали.

Глава 9

Тулуза, Бордо, Ла-Рошель, Пуатье. Тяготы на Юго-Западе

Тулуза

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Языкознание
Языкознание

Что такое языкознание, или лингвистика? Чем занимается эта наука, какие проблемы перед ней стоят? Эта книга рассказывает об истории лингвистики с древнейших времен до современности и показывает, как наука старается ответить на три главных вопроса, связанных с языком — как он устроен, как изменяется со временем и как функционирует.Многие даже образованные люди, думают, что лингвисты — это полиглоты, которые просто знают много языков. Это заблуждение вполне понятно — выражение «изучать язык» может быть истолковано по разному, но не имеет ничего общего с действительностью. Книга Владимира Алпатова рассказывает, чем на самом деле занимаются лингвисты и что их интересует. Зачем они читают старинные рукописи, отправляются в экспедиции в джунгли и пишут компьютерные программы. Как появились лингвистические теории и как они помогают решать практические задачи: преподавать языки, разрабатывать письменности, создавать алгоритмы машинного перевода. Читатели книги — это люди, далекие от лингвистики, но желающие узнать, как и зачем люди изучают свой язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки