Кибурт хвалит в своем дневнике положение и укрепления Вильны, в которой, по его словам, было 25 000 жителей и 6000 гарнизона. Но в своих замечаниях относительно населения Вильны, состоявшего из народностей: собственно литовской и русской, Кибурт благосклоннее относится к первой, чем ко второй; тут, конечно, отразилось его нерасположение к русским, как к православным. Посол говорит, что литовцы по наружному виду отличаются большою красотою и симпатичностию; они, по его словам, высокого роста и темноволосы, тогда как русские среднего роста и рыжеволосы. По нравственным качествам Кибурт также ставит литовцев выше, чем русских: он говорит, что литовцы отличаются от русских большею честностию и знанием военного дела. Но при этом он прибавляет: «Все литвины ленивы и привержены к крепким напиткам, а русские более трудолюбивы, мало пьют и вследствие этого зажиточнее первых». О литовских и русских женщинах Кибурт отзывается так: «Литвинки очень красивы, головы свои убирают со вкусом; деревенские же женщины ходят простоволосые и искусно причесывают свои волосы, но все они отличаются более свободными нравами. Русские же женщины некрасивы и притом еще безобразят себя неуклюжими головными уборами, но зато все они, – прибавляет посол, – отличаются строгой нравственностью».
Далее Кибурт говорит в своем дневнике, что как при дворах всех литовских князей, так и у высших сановников употребляется исключительно русский язык; дипломатическая переписка и все делопроизводство в канцеляриях Литовского государства совершается на русском языке. Чтению и письму молодые люди учатся, по словам посла, в школах, которых очень много при русских монастырях. Многие русские ученые прибыли в Литву и принесли свои познания, говорит Кибурт, с восточной стороны Днепра во время татарского нашествия. Когда Кибурт завел о русских речь с католическим епископом Василлою, то этот последний неодобрительно отозвался о них и при этом высказал глубокое сожаление о господстве русского языка, русской письменности и вообще русской образованности в Литве. С своей стороны, Кибурт, как видно из его же дневника, высказал сожаление, что правительство, обращая литовцев в католичество, оставляет в покое русских, вера которых, по его словам, «есть не что иное, как манихейство», с чем вполне согласился и сам епископ.