Лицей 2018. Второй выпуск

Это обнаружилось случайно — Олег ведь давно не следил. В эти сумрачные дни, когда опять непонятно что сделалось с отоплением и из раздолбанных панк-окон тянуло так, как будто он в аэродинамической трубе, Олег взялся прогуглить и был немного уязвлен. Оказалось, все эти годы Юрец так и работал упорно в своем убогом, уж по правде говоря, холдинге «криминального» профиля — такой рудимент из начала девяностых. Дорос там до какого-то завотделом или зам главного редактора, но это как раз неважно. Главное, что он так и делал километровые «журналистские расследования» — над их многословностью ржали еще в Ясеневе: полтора разворота, которые невозможно прочитать. Месяц работы. Три копейки. Ничего не изменилось, и этот марафон убористых букв все так же было нереально осилить, тем более вникнуть в описанные схемы увода денег в московском ЖКХ. И хотя Олег и растаял от донкихотства Юрца, над которым, оказывается, не властно время, он подумал, что автор тоже по-своему рехнулся — с этими приложенными к статье графиками, понятными ему одному.

Теперь уже Юрец думал, что с Олегом что-то не так. Это явственно читалось в каждом его жесте, даже в том, с какой осторожностью он отодвинул чайник с пивом от края стола. Чайник со сколами. Интересно, их сразу такими и берут? Олег понимал, что его бывший друг пытается отмазаться не столько потому, что чего-то в этой истории боится. Хотя есть чего. И не только потому, что не любил Газозу. Кстати. Надо спросить, знал ли он, как ее звали на самом деле. Тоже сериальный, торжественный жест. Сообщить имя.

— А сам че не возьмешься?

Олег растерялся: к такому вроде бы очевидному вопросу он как-то не был готов. Стряхнув оцепенение, в которое он теперь то и дело впадал, как варан, Олег глуповато улыбнулся и повел плечами: «Не знаю». Действительно не знаю.

— Да я все время то тут, то там… — растерянно начал он, радуясь, что Москва, как черная дыра, поглощает его слова своим нечеловеческим ором, как все эти годы скрывала плоды трудов каждого из них. — Я ведь чаще всего торчу в Питере… И потом, это профиль немножко не мой… Я тут больше про шоубиз пишу в последнее время… Туда-сюда…

Господи, он нес какую-то пургу. Какой Питер?..

— Да ла-адно. Боец невидимого фронта. Андрей Александров. Да? Или как там? Александр Андреев? Все же знают, что это ты.

Фак.

Впрочем, все равно.

Олег промолчал, даже когда Юрец, покатываясь, начал (криво-косо и явно с чужих слов) пересказывать самую знаменитую документалку Александра Андреева. А был и такой — для проектов погаже.

Олег отсутствовал.

— Я долго ржал, когда мне рассказали. Че, реально «киллером» работаешь? И как, нормально платят?

— Такие, как мы, служат королю лишь напоследок. Он держит нас, как обезьяна орехи, за щекой, — пугающе серьезно (на самом деле издеваясь) объяснил Олег.

— Что?..

Юрец, похоже, запаниковал.

Олегу стало очень скучно.

— Завтра я лечу в Барнаул, — сказал он.

Рейс был ночной. Проще было выдвинуться в центр и оттуда доехать на последнем аэроэкспрессе, как белый человек, но Олег предпочел мотаться с сумкой по северам, маршруткам — до Речного вокзала, от Речного вокзала. Автобус поначалу мыкался на исполинских эстакадах, потом катил по темным задворкам цивилизации, пустея-очищаясь. Тут тоже кто-то заходил и выходил, у всех этих пакгаузов, гаражей, безымянных поселков. Оказывается, всюду жизнь. Но и Олег, принявший схиму, был уже не московский человек. Сияющее Шереметьево, дорогое и бодрое независимо от времени суток, было не для него. Даже правильно, что рейсы на Сибирь здесь отправлялись обычно из специального гетто, с цокольного закутка, предполагавшего, что будет подан автобус, который пошарит по холодной осенней ночи, а не телескопический трап. Как третий класс у «Титаника», на котором не знали о роскоши верхних палуб — и не спаслись. Пройдя контроль и глянув в картонку посадочного талона, Олег убедился, что да, ему вниз, ничего не изменилось.

В отличие от главного этажа, этого многокилометрового коллайдера, где бары, хай-тек, дьюти-фри, тут всё было проще и многолюднее: видимо, потому что работали все три выхода на посадку, распределяя людей по Омскам, Томскам, Нижневартовскам и Челябинскам. Фамилии опаздывающих здесь не объявляли на безупречном английском и с истинно английской невозмутимостью — выкрикивали прямо от стоек. В основном мужские. Третий класс страдал от того, что курилка закрыта навсегда: Шереметьево поместило ее именно здесь, чтобы не беспокоить вонью белых людей, но теперь, с новыми законами, она стояла запертая и светилась, как аквариум. Табачный дух витал в сортире: никого уже не ловили. В здешнем буфете, который тоже был попроще, скорее как вокзальный, Олег взял сразу два пива: впереди полночи. Завернулся покрепче в чертов шарф, потому что порталы в Омски-Томски периодически надолго открывались и по залу гуляли мощные сквозняки. Запил таблетки. Он представил, как Арина откроет дверь — и удивится, и обрадуется. Но, скорее всего, будет на работе.