— Смотри, чего у меня есть, — говорит она мне с порога, — иди сюда, покажу.
Подхожу. От неё пахнет церковными духами. От меня, надеюсь, не пахнет сигаретами. Она протягивает мне телефон и объясняет: подписываешься по этому номеру, и каждый день тебе приходит цитата святых отцов. Крутая вещь. Эсэмэс такая штука — не пропустишь.
Каждый день новая хорошая цитата, подходящая для того, чтобы запостить её во «ВКонтакте» или на «Фейсбуке» и собрать много лайков. Супер. Я подписываюсь, в подтверждение приходит первая эсэмэс:
«И потому, что мы любимы, потому, что с нами
случилось это чудо: что кто-то в нас увидел
не дурное, а прекрасное, не злое, а доброе,
не уродливое, а чудесное, — мы можем начать расти,
расти из изумления перед этой любовью,
расти из изумления перед тем, что этой
любовью нам показана наша собственная
красота, о которой мы не подозревали».
Мысленно взвешиваю, на сколько лайков она потянет. Выхожу из кабинета и сразу замечаю на стене репродукцию древней иконы в серебряном окладе. Обычный сюжет: Богородица с Младенцем. Одной рукой она поддерживает Христа, а двумя другими… Двумя другими? Думаю зайти обратно и сказать: «Эм, у вас тут на иконе лишняя рука». Но вспоминаю опыт с «Иверской», машу на это и ухожу. Пусть сами разбираются.
Глава 9
На выходе из метро «Белорусская», на своём любимом месте, сидит бомж с собакой. На площади мужчина опять играет на ситаре. Изо дня в день. Уже немного достал. Почему его не гонят? Он оплатил полицейским абонемент?
На светофоре, возле кофейни, стоит паренёк, на поводке у него белый шпиц в ботиночках. «Милашка», — подумала я про парня. Если есть нимфетки, то есть и фавнята. Но это другая возрастная категория, примерно 19–23, между фавном и фавнёнком. Фавни-бой. Это как зрелый плод, но который ещё не упал и не набил синяков. Это же идеально. Нагло-непосредственный взгляд. Смотрит большими от готовности влюбиться глазами. Взрослые люди не открывают глаза так широко. Хотя могут.
Обогнула метро, чтобы положить денег на телефон в магазинчике. А магазинчика нет. И здания этого нет. Одни руины. Москва.
Прихожу домой и включаю свет в комнате. За окном черно, и я вижу в нём себя. На секунду вспоминаю, как в тот первый день, когда Никита пришёл к нам в гости, я всё пыталась смотреть на него незаметно: на его тень на стене, на отражение в ночном окне. А сегодня смотрела несколько часов совершенно свободно. Мы сидели в очередной «Шоколаднице», в этот раз на Старом Арбате, и смотрели друг на друга, периодически что-то произнося.
Соня вернулась из спортзала, и всё очень плохо. Она ещё никогда не была такой хмурой и грубой. Это не моя Соня… почему она не смеётся и не рассказывает про смешных загорелых парней, которые бегают по соседней дорожке? Она даже не смотрит на меня. Никита… Что же ты сделал… Чуть не плачу. Я хочу жить с той весёлой Соней, которая возвращается домой и начинает очередную забавную историю про то, как она где-то опозорилась.
Сейчас слёзы потекут. Нет. Пойду сделаю спагетти с курицей. Ох. Она принесла бутылку пива. Она смотрит сериал и не разговаривает со мной. Всё очень плохо.
Когда хожу из комнаты на кухню и обратно, слышу, как она говорит с мамой по скайпу и рассказывает смешные истории про спортзал. Мои любимые смешные истории! Рассказывает не мне. Она говорит про преподавательницу, которая вела у неё занятия в РЭШ. Как встретила её сегодня в бассейне. Они стояли в купальниках, и та Соню не узнала. И, чтобы как-то обратить на себя внимание, Соня спросила: «А вы холодной водой умываетесь или горячей?» А она, конечно, не поняла, потому что не знает русского, и ответила:
Я отправляю сообщение Никите. Он обещает написать ей и всё решить. Выхожу. Эта ситуация называется «Вернусь домой, когда сядет плеер».
Плеера хватило на двадцать минут. Но, когда возвращаюсь домой, Соня встречает меня приветливо, и всё сразу становится хорошо. Видимо, Никита поработал. Она даже согласилась пойти на Соррентино в кинотеатр «Соловей», о чём мы думали пару недель назад.