Лицей 2020. Четвертый выпуск

Спускаемся на лифте в чёрную жёлтофонарную Москву. Доходим молча по Большой Грузинской до пустой площади и закуриваем. Соня впервые спрашивает, как у меня дела. Потом свернули на Садовое. Поспорили на пять рублей, что в том банкомате Сбербанка спит бомж. Его там не оказалось. Я выиграла пятёру. В пустом переулке кидаемся снежками в рекламный щит с портретом Елены Ваенги. Я попадаю всего раз, Соня больше, она даже так треснула, что вырубилась одна из ламп. Мимо идёт женщина довольно испуганного вида, она не понимает, что мы делаем, странная такая женщина — сначала мне показалось, что она хочет нас обругать. Мы говорим ей, что ремонтируем плакат снежками. Она идёт дальше, приоткрыв рот.

На самом деле мы пытались выбить снегом слово «вечность», но ничего не получилось, так что эта версия не для публики.

Мы идём по изнанке Садового кольца — по тихой улице с гирляндами. Ныряем в подземный переход и выныриваем снаружи: спускаемся по брусчатке Баррикадной. Здесь, как всегда, скользко, и Соня то и дело берёт меня под руку.

Она спрашивает: «Ты знаешь, что такое огни Москвы?» Водка с шампанским? Нет. Мы идём мимо зоопарка и смотрим на разноцветное небо: там оно розовое, здесь голубое, тут фиолетовое, тут зелёное. Красиво.

И хоть Соня весь сеанс переписывается в телефоне с Никитой, пропуская в фильме все важные сцены, меня это нисколько не смущает. Главное, что её лицо за фильм меняется от безразличия до лёгкой улыбки.

Не видела Соню настолько загруженной с тех пор, как она рассталась с бывшим. Они встречались недолго и ярко.

У меня тоже есть отношения в анамнезе. Но другие, продолжительные. Жуткая вещь. Живёшь, ешь-спишь рядом. Сначала вы влюблены и всё здорово. Потом обиды, чудовищные обиды, предательства, ложь, имитация близости, имитация радости. Безразличие, страх, унижение, ссоры, холод, отвращение, ложь. Такая ложь! Такая иллюзия, что человек тебе близок! С чего вдруг он близок? Вылез на свет один и умрёшь один. А самое главное — скука. Вот что меня пугало. Скука, которую можно пережить только во сне. Ни о чём не задумываешься, и тогда нормально. И впадаешь в такую жрёму. И речь не о еде. Можно всю жизнь прожить под разными простыми наркозами. И пока ты каждый день просыпаешься в полусон, происходят уродливые вещи.

— Сон разума рождает чудовищ, — подбрасывает Соня.

Мы стоим у спящего сказочного замка на входе в закрытый зоопарк.

— Не может быть жизнь только такой, — говорю я. — Я ведь чувствую, что родилась для другого.

Меня не радовала перспектива провести всю жизнь в состоянии жрёмы. Может быть, поэтому, в поисках, я оказалась здесь, в Москве. Жизнь не должна быть сытым сном. В той моей жизни не хватало жизни. В той любви не хватало любви.

— Даня говорит: «Чувствительные скоты», — усмехается Соня. — Гадим друг другу, нам больно, но продолжаем гадить.

Даня — наш общий знакомый из Питера. Мы закуриваем и смотрим, как перетекают один в другой цвета неба.

Это не то, какой должна быть жизнь. Год за годом шло по кругу одно и то же. Как пить воду, прокипячённую несколько раз. Я ей не напивалась. Однажды я и мой будущий бывший шли по гипермаркету. Вся та жизнь была прогулкой по гипермаркету, которая затянулась на несколько лет. Мы стояли в рыбном отделе, когда я сказала ему, что больше так не хочу. Рыба на льду повернула голову, открыла рот и сказала: «Эй, не говори так». Он открыл ей рот пальцем и говорил за неё.

Мимо меня, Сони и замка пролетает несколько машин с мигалками. Я спрашиваю:

— Если смысл моей жизни — одно лишь продолжение рода, то чем я лучше перегноя?

Как-то в Питере я снимала квартиру, настолько пустую, что в ней не было даже холодильника. Каждый день я приносила пакет и каждый вечер выносила его. Вот, собственно, к чему сводится человеческая жизнь. Но ты ведь носишь нечто большее внутри? Какая-то сила двигает тебя по планете. Что, если ты чувствуешь, что это огромная сила? Как вместить этот вихрь в график пять через два? В Питере я несколько месяцев возвращалась с работы домой, писала дневник, ложилась, чтобы ни о чём не думать, и засыпала. Я знала, что так не может продолжаться. Тогда Соня позвала меня в гости — на новоселье её друзей. И там сказала, что уезжает в Москву.

Мы поднимаемся из подземного перехода и проходим мимо пустого зимнего парка. Смотрим на красиво подсвеченное серое здание в тёмном небе. Я спрашиваю: «Это Дом правительства?» Соня отвечает: «Ага».

Когда возвращаемся домой, Соня уже совсем в норме. Она даже съела спагетти с курочкой, которые я приготовила. Успех! Я пишу Никите: «Ты волшебник». Не знаю, что он там ей наговорил, но это сработало.

На радостях я предложила открыть бутылку вина, которую нам ещё осенью принёс один друг. Чуть не сказала на эмоциях, что люблю её, но сейчас это прозвучало бы странно. Решаю подождать более удобного момента.

Чтобы её развеселить, вспоминаю прикол с «кожаными рясами», она смеётся, и мы тратим какое-то время, чтобы найти в интернете подходящую картинку с толстыми попами для иллюстрации мема.