Лицей, который не кончается

Вот что пишет восемнадцатилетний Достоевский в письме брату М. М. Достоевскому: «…Гомер (баснословный человек, может быть, как Христос, воплощенный Богом и к нам посланный) может быть параллелью только Христу, а не Гёте. Вникни в него, брат, пойми “Илиаду”, прочти ее хорошенько (ты ведь не читал ее? признайся). Ведь в “Илиаде” Гомер дал всему древнему миру организацию духовной и земной жизни, совершенно в такой же силе, как Христос новому». Слова, которые юный Достоевский относит к Гомеру в соотношении с Христом, он всю жизнь свою последующую, да еще с нарастающей силой, будет относить и к Пушкину.

Если проследить (по всем произведениям, по всем черновикам, записным книжкам, письмам) эпитеты и вообще все оценки Достоевского, отнесенные к Христу и Пушкину, нельзя не увидеть их совершенное тождество.

В «Подростке» старый князь говорит: «…жизнь есть тоже художественное произведение самого творца, в окончательной и безукоризненной форме пушкинского стихотворения». Это говорит и сам Достоевский, и не только здесь. Он постоянно развивает эту мысль. Боюсь даже комментировать. Творение Богом мира сравнивается со стихотворением…

И тут только нас начинает пронизывать мысль-чувство: «В начале было Слово. И Слово было Бог». Ортодоксам, или, как нынче говорят, фундаменталистам, это может показаться ересью. Но сначала вдумаемся.

Бог. Демиург. Творец. Всевышний… Художник – все эти библейские образы-понятия из Старого и Нового Заветов равноправны!

«Ибо он ожидал города, имеющего основания, которого художник и строитель Бог» (Послание к евреям, 11:10). Это – об Аврааме, ищущем землю обетованную: «Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная, куда идет» (Послание к евреям, 11:8).

А вот из Апокалипсиса о повержении Вавилона: «И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет в тебе уже никакого художника, никакого художества, и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе» (Откровение, 18:22).

Бог – Художник мира – награждает творения свои способностью творить, способностью быть художником как высшей наградой. Творец небесный – Художник; художник земной – творец, благословенный Художником небесным, устремленный к небу. Нарушивший же небесный завет карается лишением звания художника, карается неспособностью к художеству, неспособностью творить.

Может быть, самое замечательное здесь – это растворенное, с первого взгляда невидимое отождествление человека с художником, с творцом. Каждый человек призван быть со-художником, со-творцом.

Интересно, что это понимание Творца, Бога как Художника замечательно изображено в Старом Завете. Шесть дней творения. Микеланджело в Сикстинской капелле – тоже со-художник, со-творец…

А как со словами самого поэта перекликается «ересь» Достоевского о возможности сравнения божеского Творения со стихотворением Пушкина?

«…Ты сам свой высший суд; / Всех строже оценить умеешь ты свой труд. / Ты им доволен ли, взыскательный художник?»

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» (Пушкин в письме Вяземскому, 7 сентября 1825 г., перечитав законченного «Бориса Годунова».)

«И увидел Бог все, что Он создал и вот, хорошо весьма» (Бытие, 1:31).

Но вот другая ипостась Бога в ответ на другую ипостась человека: «5. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. 6. И увидел Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце Своем. 7. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю; ибо Я раскаялся, что создал их» (Бытие, 6:5–7).

Продолжая «ересь» низводящего сравнения, можно сказать, что здесь Художник похож на Гоголя, сжигающего даже не второй, а первый том, затопляющего свое творение, но оставляющего одного «положительного героя» (Ной).

Сравни: Достоевский говорил, что нет ничего труднее, чем создание положительного героя… И для Бога, для того Художника, оказалось, тоже.

Да и потом что выйдет? Вместо сожжения Содома и Гоморры, вместо Всемирного потопа – разрушение Вавилона, второй потоп, второй Страшный суд.

Не знаю, Бог ли создал человека, или человек Бога (и Блаженный Августин измучился этим вопросом, и Паскаль, и Гоголь, и Толстой, и Достоевский). Не знаю, Бог ли создал художество, или художество сотворило Бога. Если Бог – то для со-творчества, для познания Его, Бога.