Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Что предоставлена каждому достаточная свобода, это видно из того, что глупость и преступление против мировых связей не усекаются тотчас и дураку предоставлено долго настаивать на своем.

Дуралей! Не пробуй рационализировать то, разума чего пока не понимаешь!

Чем отличается диалектически мыслящий человек от человека, доверяющего только своей формальной логике? Тем, прежде всего, что он заранее стремится отдать себе возможно ясный отчет в том, что пренебрегается его формально-логическими критериями, предвидя, что именно в отсеивающихся и пренебрегающихся вещах может крыться то существенное, к чему имеющаяся формально-логическая теория является лишь первым приближением. В такой установке нет ничего нового! Ею жили именно великие натуралисты с Леонардо да Винчи и Галилея.

Далеко не все беспорядок, но есть свой особый порядок и смысл, который существовал, конечно, и ранее, только до поры до времени не улавливался за неумением его уловить! Таким образом в природе физиологической организации и ею определяется ‹…› устремление к успокоению на том, что представляется правильным и ритмично знакомым; но ею же определяется и то, что, хорошо усвоив сначала наиболее простое и сподручное, организм научается затем находить правильное и закономерное и в том, что до сих пор всего лишь раздражало, беспокоило, побуждало лишь уклониться и скрыться.

Обаяние логически законченных теорий без внутреннего противоречия в сущности давно миновало.

Логически закончено – для нас это в лучшем случае значит: правдоподобно, но совсем не значит, что соответствует действительности и правде! Логически законченной может быть всякая ложь. И мы научились стремиться к тому, чтобы ложь поскорее доходила до логической законченности, потому что тогда в особенности, когда она исчерпает свою логику, она впервые становится для всех очевидною ложью. Сколько в науке ложных теорий, все еще пользующихся обаянием только потому, что они не закончены и не для всех видны их логические концы! Логическую законченность без противоречий мы давно перестали считать за абсолютный критерий истины. Мы пользуемся им только как относительным критерием для распознания ошибок. И здесь, как критерием лишь относительным для формально законченных и отпрепарированных понятий, а живых людей нельзя заставить пользоваться только школьными препаратами понятий в то время, как их реальные понятия текучи и изменчивы, как все живое.

Та реальная сила новой истории, которую мы называем наукой в современном нашем смысле, чужда рационализму и рационалистическим вожделениям с самых своих истоков в эпоху Возрождения, чужда также, как Леонардо да Винчи чужд схоластам средневековой Сорбонны. По сравнению с древним и средневековым рационалистическим «ведением» ‹…› сдвинулся сам искомый идеал познания. Акцент ставится не на тонко разработанное «учение без противоречий» ‹…›, а на самоотверженное распознание конкретной, повседневной реальности, как она есть. Не так, как мне хочется, чтобы она была, а так, как она есть сама для себя. Отныне не реальность вращается и тяготеет около моего законодательствующего «рацио», но мой «рацио», если он хочет быть в самом деле разумным, вращается и тяготеет около реальности и ее законов, каковы они есть, независимо от моих пожеланий. На место того древнего спорщика, с каким препирался Платон в своих «Диалогах», становится сама реальность, поскольку она непрестанно ограничивает вожделения моей теории. Теория постоянно силится расползтись в универсальное учение, а факты реальности всегда вновь и вновь встают перед ней, как новые границы и новые поучения. Теория утверждает: «Вот как оно по-моему должно быть». А реальность возражает: «А вот как оно есть!»

Новый ученый всегда уступает, если действительность возражает против его предвидений конкретными фактами. Он говорит себе смиренно: «Значит, я ошибался, и теория, как ни разумна, была не верна!» И он учится у фактов строить новую теорию, более близкую к фактам. Из этого прекрасного Собеседования, с одной стороны, неизбежно теоретизирующего ученого и, с другой, – всегда обновляющейся реальности родится в своем изобилии новая наука, полная неожиданностей и все новой содержательности вместо тех мертвых пустынь, в которых исчезла великая матрона – рационалистическая наука (физика и метафизика) древности.

Насколько государство по принципу своему есть организация и гарантия силою, ученые же, как некий класс, склонны угодничать и преклоняться пред тем, что сильно; очевидно, для класса ученых всегда найдется уголочек при дворе великого Чингизхана. В общем, эти поймут друг друга.

В тот час, когда марксистское общество утратит последние зерна, взятые из христианского предания и занесенные из Евангелия, оно погибнет!

Истина не Христос, а то, что я думаю о Христе и что я навязываю Христу, как устрашающую меня истину. Так пошел думать и действовать европейский самоутвержденец! Люди здесь начинают с того, что ставят себя и свои понимания над Христом! Последствия уже предрешены!