Вот в чем хронотоп: событие не создается, не определяется только что пришедшими факторами, – последние пришли лишь затем, чтобы осуществить и выявить то, что пребывало, копилось и определялось в прошлом судимого. Сейчас всего лишь омакается трость осуждения, – пришел суд, подытоживающий то, что было и уже сложилось, Человеку странно и обидно думать, что это не он сейчас решает свою судьбу и что делать. Но, всматриваясь в ход событий, он начинает понимать все яснее, что то, что решается сейчас в его жизни, предрешено в действительности задолго. Ничто прежнее не проходит бесследно. Теперь все прежнее учитывается. Лишь выявляется то, что скрывалось внутри. Теперь пришло время, о друзи, чтобы обмакнулась трость изречения и подписалась хартия, писавшая-ся давно; иди, и то, за чем ты пришел, делай скорее!
Предрешенное в прежнем, но требующее созревания и условий извне, чтобы открыться и выявиться, – вот доминанта в человеке и хронотоп в бытии!
Расстояние в пространстве до предмета первоначально спаено со временем, строится по времени и никогда от времени не освобождается. Оценка его проверяется контактно во времени.
Крайняя трудность для мысли взять предмет в его текучести.
Тенденция
Если существуют скорости – скорости света и абсолютно твердые тела, я могу догнать уходящее прошедшее и увидать предстоящее.
Где-то сейчас еще существуют прошлые события, только все удаляясь от нас. И где-то существуют уже будущие события, приближаясь к нам.
Это – философские беснования, логически, впрочем, вполне правомерные, пока пространство и время берутся в абсолютном значении и противоположении.
Историк не считает, что предмет предвидения сосуществует ему на таком-то расстоянии и только не успел заявить о себе, например, световыми сигналами. Растение и зерно.
Мы живем в хронотопе.
Камень преткновения: «время психологии» и «время физики» (Леруа).
Именно физиологии предстоит спаять их воедино. Человек – строитель знания и человек – участник истории – одно и то же существо.
Наше знание о хронотопе всегда есть пробный проект; предстоящей конкретной реальности по предваряющим признакам. Правда или ложь проекта решается конкретной проверкой.
Если предваряющие признаки оценены неправильно, неправильно предугадано их предсказание, тем хуже для нас.
1930–1941
Большинство современных ученых, считающих механический метод за нормальное требование естествознания, не предполагают, впрочем, что животный организм и на самом деле есть машина, или механизм, а только думают, что физиолог должен подходить к предмету своего изучения так, «как если бы он был механизм». ‹…› Странное раздвоение мысли здесь в том, что хоть на самом деле оно и не так, но будем все-таки думать, будто это так, ибо это кое для чего полезно.
Вместо таких ухищрений, конечно, естественно и правильно, однажды поняв, что организм не есть механизм, так и говорить, что он не механизм и не как механизм должен изучаться, но он всегда способен вырабатывать в себе механизмы, и одна из очередных и реальных задач физиологии в том, чтобы уяснить условия, как в организме вырабатываются механизмы, т. е. как и при каких данных немеханические зависимости, управляющие событиями в ткани и органе, превращаются в полносвязные механические приборы.
Конкретная истина имеет характер объективной проверки и суда над тем, как перед тем мы субъективно ошибались. Это так для инженера, для врача, для архитектора, для физиолога и для философа. Философ имеет здесь перед прочими своими товарищами лишь то преимущество, что в то время как инженер, врач, архитектор или физиолог в своих теоретических проектированиях сталкиваются с конкретной проверкой своих спекуляций на деле, философ со своими отвлеченными конструкциями может отодвинуть живую проверку своих конструкций ad calendas graecas…
Дурак успешно настаивает на своем. И он оправдывает свои успехи в философии самоутверждения.