Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Смысл же и мудрость ее не в логике, не в аргументации, не в дальнейшем ее истолковании, а в той досознательной опытности приметливости, в той игре доминант, которыми наделило нас предание рода!

Наш личный вопрос в том – преумножим, оплодотворим мы это предание рода или разрушим, исказим, испортим его?

P S. Мудрость нашего «досознательного» – это главная загадка и интерес физиологии. Какое удивительное наследие предков с их страданиями, трудом, исканиями и смертью! И как она обязывает нас, в качестве «сознательных» деятелей, – в том, чтобы наше «сознательное» управление этим наследием было достойно ее – тою сугубою мудростью, которая не расточала бы, а преумножала древнюю мудрость рода для тех, кто будет еще после нас!

С точки зрения самоутверждения, есть столько же мировоззрений и столько же «истин», сколько темпераментов. Это значит, что подлинная истина, сверхличная и пребывающая, возможна лишь там, где она ищется вне самоутверждения, а ради нее самой, т. е. там, где все собраны вниманием ей, как мир собран в гармонию тяготением к Единому Солнцу Правды.

Очень понятно такое стечение обстоятельств. До поры до времени из научного аскетизма Вы позволяете себе принимать за установленные факты лишь то, что объяснимо из известной Вам теории. Но помимо Вашей воли и Вашего контроля в Вас копится ряд восприятий, независимых от Вашей теории. И рано или поздно масса этих независимых восприятий становится так громоздка, что приходится обратить на нее внимание, – допустить ее наряду с прежней теорией, – ибо она становится тяжеловесною. И как только Вы допустите ее, открывается множество удивительных и неожиданных чудес с точки зрения прежней теории. Реальность всегда шире, чем прежняя теория. Так школа Павлова наоткрывала целые ряды новых и неожиданных фактов, совсем непредвиденных классическою теориею «общей физиологии нервной системы». И да благо ей будет за то, что она вовремя отказалась от пут теории, а на свой страх принялась констатировать и собирать удивительные факты. Наука оплодотворилась совсем новым и неожиданным содержанием.

Придет, однако, время, когда теоретические умы пожелают согласить прежнюю теорию с вновь открывшимся опытом. Тогда прежняя теория преобразится, расширится и обобщится так, что старинные адепты ее едва ли будут ее узнавать.

Напряженная тетива должна разрядиться. Всякий случайный толчок будет способствовать разряду. Это доминанта, как «предрасположение к реакции», как «тенденция к разряду».

Творчество возникает в подсознательном. Человек вдруг открывает, что в нем поет мотив, складывается числовой ритм, достигают решения давно назревшие задачи. Дело «сознания» и волевого «намерения» будет тут лишь в том, чтобы повторить в раздельной и проанализированной форме, в шаблоне, то, что было дано явочно в досознательном творчестве. Что творчество не есть дело логического построения, дискурсии, это подчеркнуто было Кантом в том, что был признан примат «слепого синтеза» в организации мысли и сознания и наличие «синтетических суждений» обязательного значения. Явочными порядком возникала математика, астрономия, физика – все поле естественной науки. Логическому и систематическому сознанию предстояло учиться у этих явочных фактов, уяснить их возможности и природу и использовать их для своей практики.

Трудные для усвоения, вновь рождаемые новые идеи, новые восприятия и новые образы жизни должны иметь для себя достаточно подготовленную и обработанную почву, воспитываемую бытом – преданием «друг по другу». Отрицание этакой потребности в предварительном воспитании материальным бытом, приведение всего содержания жизни к «постоянным, нормальным потребностям натурального человека», – это и есть идеализм, типичный для Европы, с его органическим индивидуализмом.

Рано или поздно этот индивидуалистический идеализм приходит к нарочитой борьбе с битом, за безбытность, за отрицание всего, что сверх общепризнанных форм a priori, за спокойную самоудовлетворенность и за сведение всякой истины на causerie и на резонерство в духе идеологов, собиравшихся в Сан-Суси вокруг «просвещенного абсолютизма» (Ср. философию Маха с его «экономизмом». Воспитываться не к чему! Беспокоить себя уже не к чему. Да и задумываться серьезно тоже не к чему! Если уже нужен какой-нибудь особый «быт», то это быт жизни в свое удовольствие, с роялями и козетками, с балетами и вольтеровскими креслами! ‹…›.)

Вот мудрость самодовольного барства, потом самодовольной интеллигенции, потом все новых и новых самоудовлетворенных и самодовольных типов, которым предстоит еще прийти в историю!

Целые теории, целые миросозерцания и стили жизни созданы вот этим самоутверждающим духом приведения всего к себе, оправданием жизни sans gene, к жизни без обязательств, без поляризации, без напряжения к высшему. Эти миросозерцания созданы таким «безбытным» бытом и возвращаются к нему, подкрепляя его в его самоутверждении.