Дух Иуды Предателя легко прививался во все времена к поповству и иерархии, и тем более, чем страшнее, и важнее, и священнее было их дело; это наступало тотчас, как только возникало
И боярская вера стала богопротивною оттого, что проникалась духом самоутверждения боярства перед миром и народом Христовым! Нова и богопротивна, ибо с началом самоутверждения порвала с древним преданием Христова самоотвержения и восприняла дух диавола-самоутвержденца.
Нет ни одного предприятия советской власти против церкви, которое не начато до нее. Дверь гонительства на народное христианство и примеры административного поругания над народною святынею широко раскрыта руками синодальных «деятелей». Нет нужды заговаривать о старых начатках в духе печальной памяти Никона-патриарха, петровских епископов и архимандритов, бироновских и николаевских миссионеров. Достаточно вспомнить деяния российского Антониевско-Саблеровского синода в отношении Афона! «Стационер» с «дипломатическим представителем» из Константинополя, Никон Косой в качестве руководителя и вдохновителя, вот кто первый научил матросов и солдат, что можно посягнуть на монастыри и веру! 700 монахов «изъяты» и увезены в Россию, многие в преклонном возрасте, «многие из них были в схиме, – с обрезанными бородами, в штатском платье» (С. Белецкий. Из записок. Григорий Распутин. Птгр, 1923, с. 30).
Невозможно удержать сколько-нибудь надолго жизнь и деятельность в порядке одного только понуждения, т. е. так, что всякое действие человека совершается только через насилие над собою, только через подстегивание себя, – тогда как предоставленный самому себе человек давно бы только лежал и отлеживался в оцепенении. А вот именно такую жизнь в непрестанном понуждении, в одном только понуждении, приходится вести в нашей сутолоке, когда жизнь все расширяет свои запросы и спросы, а ресурсы предложения все оскудевают за «сокращением штатов». Мы все работаем насильно и через силу, давно перейдены границы того физиологического утомления, которое дает благодетельное предупреждение, что машина требует отдыха и ремонта!
Бетховен, не сумевший найти форму для передачи людям своей глубины! Да ведь это человек, раненный на всю жизнь. Freud'овская метода заключается именно в том, чтобы уже маленьким, малозаметным людям дать возможность вызвать эти прежние, неотреагированные глубины, парализующие душу своим убитым молчанием!
Для Бетховена это значило бы – вызвать старую, неудавшуюся тему, неотреагированное волнение – чтобы возобновить вопрос о его музыкальном осуществлении!
Страшный суд в том, что в последний час в человеке окажутся одни лишь не переданные, не осуществленные, не отреагированные глубины! Одни не высказанные волнения! Когда вспомнится вся жизнь и окажется ни в чем и нигде не законченной, ведь это будет одной сплошной душевной раной!
Мысль, что все в мире по существу добро и лишь сам человек искажает и портит грехом свою и окружающую жизнь, исходит собственно из простого обыденного наблюдения, что вот во всех отношениях прекрасно жить в том или ином приятном для нас и благоприятном для нас месте, но наш грех искажает и здесь, делает безобразным данное нам. Вспомните обстоятельства и обстановки жизни и приглядитесь, что часто и обыкновенно это бывает так! Вот это сознание, что мы вносим искажение и мы виновники искажения прекрасной картины, которая питала бы и наслаждала бы нас, расширяется теперь на мир, и тогда получается целое миросозерцание с чрезвычайными последствиями.
То, что меня кусает блоха, это несомненнейший своею наличностью факт – сама действительность; а то, что я слышу за собой погоню, и потому мне, пожалуй, нет времени заниматься блохою, – это, может быть, мое толкование слышимых звуков, – признание за факт того, чего на самом деле и нет!
Что сейчас в Тавризе творятся важные политические события, это – сама наличность, которой и не могут не отдавать своих страниц наши газеты. А то, что вся совокупность подобных политических фактов имеет интерес только с точки зрения пророчественной совести, предвидящей главное, это все может быть «фантазия» и «фикция» человеческого ума и сердца!
То, что я чувствую у себя на коже, достоверно до несомненности. То, что я вижу и слышу, носит уже в себе элементы толкования, гипотезы, предположения, проекта.‹…›
То, что я мыслю, есть уже сплошное проектирование, – постройка возможной, вероятной, более или менее желательной действительности будущего.
Слов нет, – у меня нет другого удостоверения в истинности моих предположений и проектов, кроме контактной проверки фактическим осязанием!
Но значит ли это, что я всегда должен отдавать предпочтение контактной достоверности, что меня кусает блоха, и заняться именно этою наличностью вместо того, чтобы принять предупредительные меры против возможной погони?