Серьезные травмы лица – первое, что я увидел на северо-востоке Глазго, не успев даже толком познакомиться с городом.
Это показалось мне по меньшей мере жестоким, особенно с учетом того, что в подобных случаях, когда пациент все еще находится в состоянии опьянения, сложно понять, являются ли нарушенные когнитивные способности следствием употребления спиртного или травмы головы. По этой причине за ними следует присматривать, пока не будешь полностью уверен. Но поскольку я был лишь интерном, а он ординатором, я сделал, как мне велели, и отправил пациента домой.
Разумеется, ординатор вполне мог оказаться прав, и порой лучше не вмешиваться в естественный ход событий. Один из старших врачей неотложной медицинской помощи в Ньюкасле сетовал, что пациенты в отделении интенсивной терапии часто страдали от «чрезмерного внимания». Он имел в виду, что их проблемы порой разрешались сами собой, когда их предоставляли самим себе, в то время как толку от некоторых действий врачей иногда не было никакого. В этих словах есть определенная мудрость.
Больница в Ньюкасле была далеко не самой передовой для того времени, однако здесь у меня было достаточно практики с пациентами и их травмами лица, чтобы окончательно решить, что я хочу заниматься именно челюстно-лицевой хирургией.
Меня взяли в медицинскую школу в Глазго, и в первый день я пришел на практическое занятие по анатомии, где был в свои двадцать пять окружен восемнадцати– и девятнадцатилетними мальчиками, только что закончившими школу. Впервые оказавшись вдали от дома и наслаждаясь своей свободой, как это обычно бывает на первом и втором курсах, некоторые из моих однокурсников могли сказать: «Сегодня вторник, давайте нажремся», на что я отвечал: «Знаешь что, а давай не будем. Давай сначала разберемся с учебой, а потом уже обсудим твое предложение».
Впервые я присутствовал на операции в 1987 году, во время рождественских праздников, когда учился на втором курсе стоматологической школы. Дело было в Королевской больнице Александры в Пейсли, где отец моей тогдашней девушки работал старшим хирургом в отделении травмы кисти, и, зная о моем желании стать хирургом, позволил мне понаблюдать за операцией. Пациент, мужчина по имени Арчи, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, разбил кулаком окно. Стекло не рассыпалось на мелкие части, освободив проем, как это бывает в фильмах, а разбилось на острые фрагменты, многие из которых остались в раме. Когда он стал вытаскивать руку из образовавшейся дыры в стекле, она зацепилась за один из осколков, который разрезал сухожилие разгибателя с тыльной стороны ладони, парализовав его пальцы.
Студентов в рамках экскурсии по больнице как-то утром водили по опустевшим операционным, однако тогда я впервые оказался в операционной во время операции. Странно и одновременно забавно, что происходящее было мне до боли знакомым, так как, подобно всем остальным, я уже неоднократно видел это зрелище в телесериалах про врачей. На этот раз, впрочем, все было по-настоящему, и я упивался происходящим вокруг: ослепительное освещение, запах анестетика, писк аппаратуры и пациент, Арчи, лежащий без сознания под хирургическими простынями на операционном столе с огромной окровавленной повязкой на правой руке. Он был колоритным персонажем, на его предплечье красовалась похожая на самодельную татуировка, гласившая «I LOVE BEV», а его красный нос, украшенный лопнувшими венами, явно говорил о том, что эта надпись вряд ли посвящена девушке по имени Беверли, а всего лишь выражает его горячую любовь к выпивке[46]
.Операционная медсестра, разматывавшая покрытую кровавой коркой повязку, обнаружила, что последние несколько сантиметров бинта крепко прилипли к ране, и ей пришлось его хорошенько дернуть. Когда бинт отошел с рвущимся звуком, у Арчи из-за болевого рефлекса выгнуло спину, а рука дернулась вверх. Мозг людей с алкогольной зависимостью – а Арчи явно был из их числа – настолько привыкает к действию депрессорных веществ[47]
, что анестетики влияют на них гораздо менее эффективно, чем на тех, кто пьет мало. Я знал об этом из лекций, однако в реальной жизни видел впервые. Ни анестезиолог, ни хирург словно и не заметили дискомфорта своего пациента, а даже если и заметили, то не стали обращать на это внимания. Хирург лишь присмотрелся к ране и сказал: «Сестра, вам бы лучше здесь немного поскрести».Медсестра взяла миниатюрную стерильную версию жесткой щетки для посуды и принялась тереть ею рану. Арчи снова отреагировал на боль уже знакомым образом, выгнув спину и вздернув вверх руку. Медсестра посмотрела на хирурга взглядом, который словно говорил: «Да ради всего святого!», но тот лишь фыркнул в ответ.