Мне это не показалось столь забавным. В операционной внезапно стало гораздо теплее и светлее, звуки доносились все дальше и дальше, и у меня помутнело в глазах. Последнее, что я помню, прежде чем начал падать, – это крик операционной медсестры: «Не трогай это!», и меня повалило на тележку, устланную стерильными инструментами.
Когда я пришел в себя, другая медсестра проверяла меня на признаки сотрясения, а крепкий санитар с понимающей улыбкой на лице держал мои ноги у меня над головой, чтобы увеличить венозный приток к сердцу. Вазовагальный или нейрокардиогенный обморок – или просто обморок, как его обычно называют – происходит, когда организм чрезмерно бурно реагирует на эмоциональный стресс, понижая частоту сердечных сокращений. Кровеносные сосуды в ногах расширяются, накапливая кровь, а кровяное давление падает настолько, что мозг перестает нормально функционировать, и человек отключается.
Анестетики не так эффективно действуют на людей с алкогольной зависимостью: их мозг уже привык к регулярному воздействию подавляющих сознание веществ.
Мне было до смерти стыдно. От вида пары капель крови и нескольких непроизвольных движений пациента в полубессознательном состоянии я упал в обморок прямо перед хирургом-консультантом. Тот факт, что он еще был и отцом моей девушки, только усилил мой позор. В свою защиту могу сказать, что это случилось после бурной ночи, в течение которой я в основном пил, а не ел, поэтому еще до начала операции находился не в самом прекрасном состоянии.
Убедившись, что я не потеряю равновесия, как только меня поставят на ноги, медсестры вывели меня из операционной и угостили кофе с парой ложек сахара и песочным печеньем. Вскоре я снова почувствовал себя человеком и вернулся в операционную, чтобы посмотреть завершительную стадию операции. Я все еще сгорал от стыда, однако с упоением наблюдал за происходящим.
Так я первый раз побывал на передовой хирургии, однако из-за своего обморока успел увидеть не так много. Впервые я стал свидетелем того, как разрезается человеческая кожа, лишь на следующий год, когда наблюдал, как старший хирург оперировал пациента с переломами лицевых костей, в том числе со сломанной нижней челюстью. Костные повреждения были настолько обширными, что хирургу пришлось оперировать снаружи, разрезав шею под линией подбородка. Пока я ждал начала операции, каждое мое нервное окончание покалывало от предвкушения, и все чувства максимально обострились. Это напомнило мне момент из «Челюстей», когда Рой Шнайдер внезапно осознает, что в воде акула, и оператор берет крупным планом его лицо.
Как я вскоре узнал, сначала наблюдая за работой других хирургов, а потом и на собственной практике (и не существует иного способа ощутить, как резать человеческую кожу, кроме как сделать это самому): чтобы сделать разрез, нельзя просто надавить и провести скальпелем. Если приложить слишком большое усилие либо скальпель окажется не очень острым, кожа может собраться в складку, из-за чего разрез получится недостаточно аккуратным, да и существует риск повреждения подкожных тканей. Секрет в том, чтобы создать в коже напряжение, которое затем будет высвобождено лезвием: нужно слегка растянуть кожу пальцами одной руки, а затем провести по ней скальпелем. Это очень деликатный процесс, и если все делать правильно, то возникает чувство, будто рисуешь линию на холсте, а не разрезаешь его. При правильном разрезе выделяется минимальное количество крови.
Пока лезвие острое, скальпель проходит по коже практически без сопротивления, однако кератиновые слои человеческой кожи на удивление быстро затупляют даже самые острые скальпели. Это кажется парадоксальным, ведь человеческая кожа такая мягкая и податливая на ощупь, в то время как хирургический скальпель изготовлен из нержавеющей стали и острее некуда, однако порой уже после одного разреза в несколько сантиметров длиной приходится отбрасывать скальпель в сторону и просить подать новый, так как этот уже недостаточно острый. Порой я использую до 140 скальпелей за одну серьезную операцию. Работая в эпоху до изобретения одноразовых скальпелей, Гарольд Гиллис был лишен подобной роскоши.
Первый разрез на шее обнажил яркий, блестящий слой подкожного жира. Под ним расположена оранжево-коричневая подкожная мышца шеи, тянущаяся от верхней части груди до подбородка, а уже под ней скрывается наружная яремная вена, идущая от угла нижней челюсти вниз к ключице. Я словно завороженный смотрел, как слой за слоем обнажается человеческая плоть, впервые в своей жизни став свидетелем этого зрелища. Мои чувства были настолько обострены, что я замечал все, даже самые неуловимые, детали. В ослепительном свете ламп над головой сверкали мириады цветов, а багряные пятна крови контрастировали с белоснежным фоном ватного тампона.