Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

С помощью ретракторов[62] мы раздвинули ребра, вскрыли грудную полость и обнажили сердце. Мне пришлось приложить силу, чтобы развести ретракторы, и ребра Гарольда с треском и скрипом раздвинулись, а я почувствовал вибрацию, передавшуюся через его грудную клетку в мои обработанные перед операцией руки и предплечья. Сразу же мы столкнулись с проблемой: после предыдущей операции передняя стенка сердца Гарольда спаялась с задней стенкой его грудной клетки – по сути, с его ребрами, поэтому консультанту пришлось аккуратно их разделить, чтобы продолжить операцию. Пока он занимался этим, я неподвижно стоял с другой стороны от пациента, удерживая ретрактор и пытаясь справиться с усталостью.

Когда делают разрез грудины, чтобы оперировать на открытом сердце, электропилу всегда ведут от шеи к животу, чтобы, если соскочит диск, исключить риск разрезать пациенту подбородок.

Внезапно из сердца Гарольда со свистом хлыстнула кровь. В хирургии есть поговорка, что переживать о кровотечении нужно лишь тогда, когда его слышно, и в данном случае я отчетливо его слышал, так как кровь извергалась из груди Гарольда на операционный стол, откуда потом стекала на пол.

Во время инфаркта часть сердечной мышцы сильно повреждается, после чего на месте повреждения образуется тонкий слой соединительной ткани, которая не расширяется и не сжимается, образуя аневризму (выбухание) сердечной стенки. Именно такой дефект был у сердца Гарольда, образовавшись после одного из его инфарктов, и в процессе отделения сердца от грудной клетки хирург случайно проделал дыру в истонченном участке левого желудочка. Как результат, с каждым ударом сердца Гарольда кровь под давлением 120 миллиметров ртутного столба выбрасывалась из желудочка на пол.

Слегка вскрикнув от неожиданности, консультант сказал мне: «Быстро положите сюда свою руку!»

Я моментально просунул свою руку через разрез в грудине в грудную полость. Даже через перчатку я ощущал тепло омывающей мою руку крови, а также сбивчивое биение сердца Гарольда, однако, когда я сжал свою руку в кулак и прижал ее к дыре в его сердце, напор крови начал ослабевать. Теперь лишь моя рука, сдавливающая сердце, препятствовала тому, чтобы оно вытолкнуло всю кровь наружу. С каждым ударом через сердце проходит от 70 до 90 миллилитров крови, всего в организме ее порядка шести литров, поэтому вытекла бы она из него достаточно быстро, а потеря 40 % крови ставит жизнь человека под угрозу.

Пока я стоял, подобно легендарному голландскому мальчику, заткнувшему пальцем плотину, консультант, вместо того чтобы вскрывать крупные кровеносные сосуды рядом с сердцем, переключился на пах Гарольда и принялся вскрывать бедренные сосуды, чтобы подключить к ним аппарат искусственного кровообращения. Несмотря на то что делал он все быстро и уверенно, ему все равно понадобилось несколько минут, чтобы добраться до сосудов, изолировать их и вставить в них канюли. Все это время я был вынужден неподвижно стоять рядом с пациентом, погрузив свою руку по запястье в его грудную клетку, и с силой сжимать ему сердце, омываемый теплой, склизкой кровью, которая пропитывала мой хирургический костюм, постепенно придавая ему все более багровый оттенок.

Я наблюдал за развернувшейся борьбой за жизнь Гарольда сквозь узкую щель между покрывающей мой рот и нос хирургической маской и шапочкой на голове. Все мои чувства были обострены: я отчетливо ощущал прикосновение грубой, слегка накрахмаленной ткани своего хирургического костюма, запах антисептика, а также неизменный слегка металлический привкус крови.

Можно было предположить, что всплеск адреналина, вызванный борьбой за жизнь пациента, не дал бы уснуть даже ленивцу, приковав его внимание к происходящему. И тем не менее, несмотря на всю разворачивающуюся передо мной драму, я был настолько невыспавшимся, что, стоя без движения в жаркой операционной, слушая гипнотическое бип…бип…бип… наркозного аппарата, не удержался и задремал. Я просто отключился, не вынимая руки из груди Гарольда.