Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Во время моей работы там мы также лечили тринадцатилетнего мальчика, с которым произошел ужасный несчастный случай на бондарном предприятии в районе Глазго, самом зловещем районе во всей Шотландии. От того, что в случившемся оказался виноват сам мальчик, происшествие не стало менее ужасным. Он и его приятели пробрались на бондарное предприятие, где начали бросать подожженные обрывки бумаги в обнаруженные там старые бочки. В бочках раньше хранили виски, разные химикаты и другую промышленную продукцию, и, к восторгу мальчиков, оставшиеся в них летучие пары взрывались с громким хлопком. В одной из бочек, однако, оказалось нечто настолько опасное, что ее разорвало на части и мальчику снесло обломком переднюю часть лица. Повреждения были настолько серьезными, что проводить реконструкцию с оставшимися тканями не представлялось возможным. У него отсутствовала слишком существенная часть лица.

Первым делом его доставили в операционную, освободили дыхательные пути и провели трахеостомию, после чего установили внешний фиксатор – громоздкий каркас из металлических стержней, призванный скреплять сохранившиеся структуры его лица – на то, что осталось от его челюсти, носа и скул. Мы вычистили все обломки, наложили повязку, а затем перевели его в послеоперационную палату.

Позже, когда его раны немного стабилизировались, мы вернулись, чтобы их осмотреть. К моменту моего возвращения появились родные мальчика. Пришел его в стельку пьяный отец, и, судя по его неопрятному и взъерошенному виду, а также более чем заметным признакам злоупотребления спиртным на лице, такое состояние явно было для него обычным. Странно, но случившаяся с его сыном трагедия крайне его забавляла. Он хихикал себе под нос и говорил мальчику: «Ты понимаешь, какой же ты гребаный кретин?»

У меня невольно возникли сомнения по поводу выполнения им в семье родительских обязанностей, и с учетом обстоятельств я уже стал сомневаться, правильно ли утверждать, что случившееся было всецело виной его сына.

В конечном счете мы провели реконструкцию лица мальчика в ходе нескольких операций, используя фрагменты кости и лоскуты кожи с ног, и в результате его внешность была восстановлена максимально близко к прежнему состоянию. Я так и не узнал, помог ли ему этот суровый жизненный урок встать на другой, более правильный путь. Надеюсь, что помог.

Глава 8

Проработав необходимое время младшим интерном, я стал старшим интерном в Королевской больнице Глазго, где начались мои подготовительные ротации: сначала ортопедия, затем общая хирургия и, наконец, торакальная хирургия. Подобно всем младшим врачам того времени, работать мне приходилось чудовищно много. У нас были суточные смены, а по ночам и в выходные мы работали по вызову, и сверхурочная работа вкупе с постоянным напряжением, которому мы все были подвержены, сказывались не только на нас, но и на наших пациентах.

Люди в очереди на донорское сердце слышат, как тикают их часы. Страшно представить, что чувствует «проигравший», когда из двух кандидатов на пересадку выбирают одного подходящего.

В редкие промежутки, когда все было спокойно, дежурный врач мог забраться на односпальную кровать, втиснутую в шкаф прям рядом с отделением кардиореанимации, чтобы попытаться часок поспать. Проблема заключалась в том, что вокруг постоянно была суета, а из кардиореанимации доносился шум, поэтому отдохнуть было невероятно трудно, и с каждым новым неотложным случаем мой пейджер начинал жужжать, и мне приходилось снова вставать и идти работать. Я был изможденным, вечно уставшим и временами готов был добровольно обменять все свое имущество на несколько ночей непрерывного сна.

Длительный, хронический недосып не приносит ничего хорошего ни телу, ни разуму. Он может привести к деперсонализации[60] и дереализации[61]. Я отчетливо помню, как в тот период моей жизни все вокруг казалось мне серым: серым было мое лицо, мой разум, и весь мир воспринимался тусклым и безрадостным.

Дело было ранним утром в понедельник в августе 1999 года, к тому моменту я провел на ногах бо́льшую часть пятницы, субботы и воскресенья. Меня вызвали в субботу после суточного дежурства, и мне не удалось поспать ни секунды, так как из-за череды нескончаемых неотложных ситуаций в интенсивной терапии мой пейджер трезвонил словно неисправная охранная сигнализация. Воскресенье было ничем не лучше, поэтому к двум часам утра в понедельник я уже не спал более суток подряд, равно как и бо́льшую часть предыдущих двух суток. Именно тогда мы узнали, что в другую больницу попал пациент, получивший в результате аварии ужасную травму мозга. Смерть мозга была уже констатирована, а так как сердце пациента признали жизнеспособным и функционирующим, с разрешения близких его предоставили нашему отделению для пересадки.

Я тут же забыл о своей усталости. Не каждый день выпадал шанс принять участие в пересадке сердца.