Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Я резко проснулся мгновение спустя, не понимая, где нахожусь. Потом до меня дошло. К счастью, хотя и заснул на долю секунды, я не ослабил давление своего кулака на сердце Гарольда, поэтому кровь по-прежнему лишь сочилась из него, а не била фонтаном. Украдкой я осмотрелся вокруг операционного стола, чтобы понять, не заметил ли кто случившегося, после чего впился ногтями пальцев свободной руки в ладонь и как можно шире раскрыл глаза, твердо решив, что не дам подобному повториться. Что удивительно, вскоре я снова очнулся от мимолетного сна, и, что бы я ни делал, это продолжалось снова и снова. Я просто не мог себя контролировать. Каждый раз я думал: «Господи! Давай же, Джим, тебе нельзя спать!», однако был настолько вымотанным, что меня хватало всего на несколько секунд, после чего я снова отрубался. Тем не менее на каком-то подсознательном уровне, несмотря на приступы сна, я, должно быть, понимал, что должен продолжать сдавливать левый желудочек пациента, и каждый раз, очнувшись, обнаруживал, что моя рука по-прежнему сдерживает поток крови – жизнь Гарольда была в безопасности.

Когда консультанту удалось подключить бедренную артерию к аппарату искусственного кровообращения, угроза миновала. После этого он вернулся к правой части грудной клетки Гарольда, встав лицом ко мне с другой стороны операционного стола, и принялся готовить его к процедуре под названием «холодовая кардиоплегия», с помощью которой мы останавливаем сердце, прежде чем его доставать. Вскрыв полость сердца[63], он наполнил ее ледяным стерилизованным раствором калия, который остановил естественное сердцебиение. Ведущие к сердцу вены и артерии были пережаты, однако, хотя его сердце больше и не билось, мерцающий аппарат искусственного кровообращения продолжал выполнять сердечные функции, прогоняя по организму Гарольда кровь и разнося кислород по тканям, тем самым поддерживая в нем жизнь.

Поскольку родное сердце Гарольда больше не билось, я наконец мог перестать сдавливать дыру в нем и убрать свою руку. Находясь долго в одном положении, моя рука совсем онемела, однако я подавил желание вскрикнуть от боли, напомнив себе, что у пациента передо мной куда более серьезные проблемы, чем обычные судороги.

Затем я помог консультанту пересечь артерии и вены, готовясь извлечь из груди Гарольда сердце – основу его сущности. По какой-то странной причине оно навеяло мне мысли про ацтеков, хотя они и не доставали у своих жертв сердца, разламывая на части ребра, – они разрезали живот с диафрагмой, после чего вытаскивали сердце снизу через диафрагму и брюшную стенку.

Борьба за жизнь пациента вызывает невероятный всплеск адреналина. И тем не менее, оперируя пациента, я чувствовал себя настолько усталым после переработок, что задремал, даже не вынимая рук из его груди.

Перед извлечением сердца консультант аккуратно отделил заднюю стенку и оставил ее на месте для крепления к ней донорского сердца. Так его проще всего соединить с аортой и другими крупными сердечными сосудами. Затем он удалил то, что осталось от старого и поврежденного сердца, которое, подобно любой другой лишней ткани, удаленной в ходе операции, было выброшено в контейнер с использованными ватными тампонами и другими хирургическими отходами, которые потом сжигают в больничных печах. Несмотря на все повреждения, мысль о том, что с человеческим сердцем могут обращаться подобным образом, кажется шокирующей.

Теперь Гарольд лежал на операционном столе со вскрытой грудной клеткой, из которой было удалено сердце – осталась лишь пустая оболочка. Когда все было готово, мы достали донорское сердце из солевой ванны и поместили его в грудную полость. Первым делом консультант пришил его к задней стенке, оставшейся от родного сердца, после чего начал подсоединять его к венам и артериям. В очередной раз я с восхищением наблюдал за его быстрой работой – его пальцы накладывали швы словно на лету. Его движения были практически неуловимы, однако каждый стежок был предельно точным и просчитанным.

По завершении процедуры, когда операция почти подошла к концу, он запустил новое сердце Гарольда с помощью двух электродов дефибриллятора. В каком-то смысле это была отлично знакомая, почти превратившаяся в клише сцена, тысячи раз повторенная в телесериалах про больницу: врач прижимает к груди пациента два плоских электрода, кричит: «Разряд!», чтобы убедиться, что никто из медперсонала не касается оперируемого, после чего тело пациента вздрагивает от прошедшего по нему электрического тока, заново запустившего сердце. Отличие заключалось в том, что в данном случае все происходило не в кино и электроды не были прижаты к груди пациента, а напрямую касались его сердца. Пораженный, я наблюдал, как безжизненное сердце оживает и начинает биться, постепенно входя в устойчивый ритм. Я стал свидетелем настоящего чуда.