Читаем Лицом к лицу. О русской литературе второй половины XX – начала XXI века полностью

Лицом к лицу. О русской литературе второй половины XX – начала XXI века

На первой картошке с НаташейУгловой он начал дружить,в общаге и в агитбригаде,на лекциях. Так бы и житьим вместе – ходить по театрами петь Окуджаву. Увы!Судьба обещала им счастьеи долгие годы любви.

(«Баллада об Андрюше Петрове

», 1988)[124]

Со сходными целями цитата из Окуджавы инкрустирована в мысленный монолог типовой советской «хорошей» и «прогрессивной» учительницы, не справляющейся с «бездуховными» подопечными:

Но они ничего, ничего не хотят!И глумятся, несчастные панки.Где ж надежды оркестрик? Где гул канонад?Бригантина, Каховка, Тачанка?

(«В новом, мамой подаренном зимнем пальто…

», 1988)[125]

Возможный визуальный источник этого фрагмента – фильм Динары Асановой «Ключ без права передачи» (1976), где как раз «хорошая» «оппозиционная» учительница вместе со своими учениками поет песню Окуджавы «Давайте восклицать…», и где в кадре появляется сам автор песни.

Обратим внимание на то, что цитата из Окуджавы возникает у Кибирова в обрамлении отсылок к пропагандистским и романтическим советским песням, некоторые из которых прямо предсказывали окуджавскую поэтику. Это «Песня о барабанщике» («Мы шли под грохот канонады…») в вольном переводе с немецкого Михаила Светлова, его же «Каховка», «Бригантина поднимает паруса…» Павла Когана и «Тачанка-ростовчанка…» Михаила Рудермана[126].

В других кибировских произведениях этого периода, например в поэме «Лесная школа» (1986), цитаты из Окуджавы тоже окружены строками из нарочито советских, а порою – откровенно пропагандистских текстов:

Возле самой границы, ты видишь, овраг!Там скрывается бешеный враг —либо я, либо ты, либо сам Пентагон!О, зеленые крылья погон![127]

И (в соседстве с отсылкой к популярной в начале шестидесятых годов песне «Письмо на Усть-Илим», а также к Эдгару По):

Мама, мама, дежурю я по февралю,В Усть-Илиме пою: Улялюм![128]

Вполне закономерно, что самым цитируемым в стихах младшего поэта окуджавским текстом стала его «Песенка о комсомольской богине», вероятно, представлявшаяся Кибирову наиболее выразительным образцом наивности, сервильности и вызывающего безбожия шестидесятников («И никаких богов в помине»). Ернические цитаты из этой песни отыскиваются в кибировском стихотворении «Любовь, комсомол и весна» (1988):

Она в кожанке старой, в кумачовойкосынке, но привычно потянулисьдевические пальцы к кобуре[129],

а также в длинном послании Кибирова «Л. С. Рубинштейну» (1988):

Ух и добрые мы люди!Кто ж помянет о былом —глазки вон тому иуде!..Впрочем, это о другом…[130]

в соседстве с иронической цитатой из широко известной, и тоже программно «безбожной», окуджавской песни («К черту сказки о богах!»):

Не пропойцы мы, и вовсени при чем маркиз де Сад!Просто мы под сердцем носимто, что носят в Госиздат![131]

Цитатами из «Песенки о комсомольской богине» прослоена и отпевающая советскую эпоху поэма Кибирова «Сквозь прощальные слезы» (1987). Сначала отзвук этой песни слышится во вступлении к поэме:

Пахнет булочной там, за углом[132].

Сравним у Окуджавы: «На углу, у старой булочной…»[133]. А затем «Песенка о комсомольской богине» несколько раз цитируется в самой поэме. В первый раз – встык с реминисценцией из окуджавского же «Сентиментального марша» (и с русским текстом «Марсельезы»):

Гнусных идолов сталинских скинем,Кровь и прах с наших ног отряхнем.Только о комсомольской богинеСпой мне – ах, это, брат о другом.Все равно мы умрем на гражданской —Трынь да брынь – на гражданской умрем,На венгерской, на пражской, душманской…До свиданья, родимый райком![134]

А потом снова, в этой же главе поэмы:

Перейти на страницу: