Люби СИ)

— Нет, теперь никогда ничего хорошо не будет, — горестно сказала она, — ты не знаешь, что я наделала!

— И что же? — вопросил грозный, перекатывающийся глас Торина. — Фили… я же просил послать за мной! Просил — сразу! Сиюминутно!

— Так она больная! Голая! Мокрая! Попросилась в воду, потом хотела одеться, — отозвался Фили.

— Что же, что голая? Мы же тут не чужие уже, поди? — Торин потянул Ветку за плечо; она не устояла, и почти упала; но четыре руки подхватили ее с двух сторон.

— Э, — сказал Торин, — да, пока плоха. Что же, потом поговорим… когда покрепче станешь.

— Не переживай, я никуда не денусь, — тихо сказала Ветка.

Король-под-горой подхватил ее на руки и отнес в комнату. Ветка чувствовала, как Торин гневается, но гнев свой пока держит в узде. Ветке было страшно… в голове толпились мысли, много, обо всем сразу.

Запах металла, огня, камня, меха.

И синие глаза. Синие, как небо…

Это было последнее, что запомнила Ветка — и провалилась в беспомощный сон, чтобы избавиться от страшных картинок, наползающих одна на другую.

***

Проснулась…

Голова соображала намного яснее.

Было тепло.

Ветке потребовалось довольно приличное время, чтобы решиться пошевелиться и понять, что она лежит, спиной прижатая к кому-то живому.

Мужчина, несомненно мужчина, позади сладко и глубоко сопел, не всхрапывая, но ощущалось, что спалось соседу от души и на совесть. Ветка чувствовала, что у нее внутри все дрожит, и еще — что она очень голодна… но она вспомнила, кого и когда сама отогревала таким образом, вспомнила черные розы болтов, выросшие на спине Мэглина, и заревела. Пыталась плакать тихо, но так исхудала и ослабла, что каждое рыдание сотрясало ее целиком — и мужчина сзади проснулся. Сонным голосом забормотал:

— Сейчас-сейчас, ну что с тобой, ну Ольва… надоели мне эти булки, решил телом согреть, ты не пугайся, я же… ну что ты? А? Давай засвечу огонь… — начал вставать, но из образовавшейся щели между телами подуло вдруг таким холодом, что Ветка взвизгнула и вцепилась в Фили двумя руками, обняла его, прижалась. Гном повалился обратно на ложе, и начал гладить девушку по спине. Ветке отчетливо послышалось костяное дрынь-дрынь-дрынь, когда его пальцы проходили по бокам.

Ветка сунула мокрое лицо в грудь Фили, и постепенно успокаивалась.

Фили обнял ее уже двумя руками и перекатился на спину, плотнее натягивая одеяло.

Шепнул:

— Ты чего раскисла-то? Только проснулась и рыдать. Или я напугал? Это я по лени к тебе залез, не со зла.

— Мэ-эглин… Мэглин!..

— Да, — голос Фили стал суше, — он плох был. И не знаю, что тебе сказать. Его сильно подстрелили, ядовитыми стрелами. Там у эльфов и не разобрать было кто жив, кто нет… Трандуил…

— Я знаю, не надо, не надо, — Ветка почти взвизгнула, и вцепилась в молодого гнома, трясясь.

— Да я…

— Не надо-о! Пожалуйста, не надо!

— Хорошо-хорошо. Ну хорошо… ну Ольва… — Фили гладил одной рукой ее затылок, а другой спину. Потом вывернулся, разом замотав Ветку в одеяло, встал, щелкнул огнивом.

— Вот так. Хочешь, не хочешь, а ты еще пять дней провалялась. Итого двадцать, считай, один, и день в луже на пустоши. Мама развела козьего молока с медом и травами, велела поить хотя бы по одной ложке.

Ветка щелкала зубами — ушел, и она сразу замерзла. Но Фили, босиком, в полотняных штанах и рубахе, пододвинул стул и взял миску и ложку.

— Я вот хорошо помню, как ты меня с ложечки кормила! Руки и ноги растирала. Давай-ка. А то такая красотка стала, не передать. В комнате-то тепло, очаг топится. Просто из тебя силы ушли.

Дверь открылась, вошла Дис — в длинной шитой сорочке. Распущенные волосы гномки казались невероятно богатыми, а ткань очерчивала широкие, роскошные формы. Ветка подумала, что не заметила в прошлый раз легких усиков — но они вовсе не портили принцессу. Такие рисовали грузинским красавицам на старинных акварелях.

— Так, лоботряс… Иди в свои покои и начинай работать, к дяде отправляйся — пусть дело даст. Нечего больше тут околачиваться.

— Ну мам!

— Я сама покормлю и позабочусь. Дам женщин — ей помогать. Как договаривались. Пришла в себя, ест. Ты хотел тут сидеть, пока она в бреду. Что еще?

Ветка проследила за широкой спиной Фили, прослушала рапсодию «Ночные хлопки дверями»… и посмотрела на гномку. Та выжидательно держала в руке ложку с медово-молочным раствором.

— Дис, спасибо за меч… спасибо… — и Ветка снова начала рыдать.

***

В последующие дни Ветка едва-едва начала нормально есть. Возле нее находились то Бильбо, то Фили, норовивший пощекотать и рассказать веселую глупость, то Двалин, пыхтящий трубочкой около крошечного окошка. Чаще же это была одна из двух суровых гномок. Гномки заодно шили и подгоняли одежду. Ветка попросила их сшить пару платьев и по ее собственным рисункам. Одна гномка — с огромным носом и изрядными усами, заплетенными косицами, и другая, чуть помоложе Дис, с широкими бровями, сросшимися на переносице, внимательно выслушали пожелания.

Девушку ничего особенно не тревожило, кроме невероятной слабости, ураганной слезливости и того особого состояния, которое можно было бы назвать депрессией.