— Ольва… это холодный, бессердечный негодяй, который легко обрек на гибель и муки целый народ. Мой народ. И хотя нынче мы вроде союзники, и вместе… э-э… сражались, я не забыл ничего. Как он угрожал мне в своем дворце. Как заточил в темницы. Как нагло требовал своего — того, что не являлось его по праву. Лесная фея — опасное, коварное и непредсказуемое существо. Он даже… даже не мужик.
Слова Торина не помогали — Ветка поставила бокал, так как голова кружилась чересчур сильно. Трандуил был жив в течение десяти дней после возвращения из другого мира. Он был жив. Он посылал за ней.
— Торин… это твоя история с Трандуилом. А у меня случилась своя. Раз он жив, я не имею права говорить. Но ты должен знать, из какой я заокраины. Из именно той, в которую, волею Белого совета, угодил Саурон. Из той, из которой он же, в момент гибели Смауга, перебросил меня сюда, поставил на пути Трандуила… и на твоем пути. Врагу равно ценны и Сумеречный Лес, и Эребор. Я ничто и ничто, Торин Дубощит. Это все магия. Темная магия. И во время битвы был момент… когда Трандуил попал в западню. Устроенную с моей невольной помощью. Мы бились две битвы. И мы вырвались. Но я думала, ему не уцелеть. А тебе надо гнать меня из Эребора. Да, гнать.
— Проще всего предположить, что ты придумала все это, когда увидела, что случилось с лесным королем, — спокойно сказал Торин. — Ты извини, но все, что тебе выпало, могло помутить разум и покрепче твоего. Гномы не отказываются от своих слов. Я, как и ранее, предлагаю тебе покровительство Эребора, а от тебя ожидаю послушания королю. Все пройдет завтра. К тому же, пока ты была больна, тебя осмотрел Гэндальф, и сказанное им позволяет не опасаться существования связи между тобой и Черным Властелином, Некромантом Дол Гулдура.
— Почему ты мне сразу не сказал?
— Я сам не вполне понял, что имел в виду волшебник — тогда. Знаешь же, как он… То ли дождик, то ли снег, то ли было, то ли нет. Да и связи твоей с твоим прошлым… миром, который, по твоим словам, был местом изгнания Саурона, опасаться не стоит. Гэндальф сказал, ты свободна, и оттого так слаба. Просил дать тебе время.
— Ты… никому не расскажешь про Трандуила?
— Так нечего рассказывать. Могу тебе сказать только одно, может, услышишь, — голос Торина окреп. — Я не поверил тебе, но вижу, что ты сама веришь в особое внимание зла к тебе. В свою исключительную роль. Что ж. Я такого не боюсь и никогда не боялся. У меня в жизни были драконы и проклятое злато; мне ли дрожать? Если и было все это, ты не сама посланница Темного, а лишь его жертва, как и треть Средиземья. Явится Таркун, ему поведаешь сама. Думаю, истари посоветует что-нибудь. Но я достаточно знаю Лесную фею. Он тщеславен, заносчив, и гордец, каких поискать. Когда трезвый. А выпивает, к слову, часто… Трандуил никогда не простит того, кто вдруг видел — если видел — его в слабости.
— Ты прав, — прошептала Ветка.
— Иди спи. Завтра будет ответственный день для нас. И надеюсь, что мое решение приведет именно к добрым последствиям. Как мы… ты и я… ожидаем, верно, Ольва? И уж теперь, когда между нами нет тайн — ведь нету, Ольва? — точно…
Торин поднял Ветку на ноги, чтобы проводить.
Девушка, выпившая бокал сладкого королевского вина, двинулась к выходу — но потолок и пол завертелись, а в ноги ударила теплая волна слабости. Торин едва успел ее подхватить.
Ветка повисла на его руках, едва понимая, что делается, что происходит.
Не простит. Никогда не простит. Даже если и жив.
Это правда.
Но пусть он окажется живым.
========== Глава 5. Черный металл ==========
Ветка проснулась — вокруг была кромешная тьма. Девушка ощущала, что выспалась намного лучше обычного, а темнота — так, наверное, окно закрыто, а огонек светильника погас. Тьма в помещениях Эребора, когда гас свет, была именно такой — смолянисто-плотной, упруго-непроницаемой.
Только трепетание живого огня отделяло от власти подгорной тьмы.
Лежать было удобно, тело не беспокоило позывами в уединенную комнату, и Ветка, свернувшись в мягких и каких-то особо пушистых подушках и одеялах, запустила плавный ход мыслей.
По идее, темный майа намекал, что Ветка без него и шагу не могла ступить. Что все ее собственные действия, а также все, что с ней происходило — несчастья, испытания — направлялись его волей. Это было крайне круто. И полностью обесценивало ее как человека.
И на лед к Азогу Ветка, стало быть, вышла, подталкиваемая чужой волей. И ту самую пощечину дала не совсем она. И даже орка Костика заколола не она — ведь «так тоже можно». Все, что она делала, Темный властелин использовал себе во благо, так как она была его орудием. Или он попросту лгал, как лгут все темные?..
Ветка находилась на самом-самом краю еще более беспросветного, бессмысленного страха, чем тот, который управлял ее жизнью с пятнадцати лет. Что все ее поступки прошлого и настоящего, а то и будущего, есть чужая воля, и можно буквально разбиться в лепешку — все равно это будет во зло.
Жить, дышать, действовать — и считать себя живым несчастливым талисманом, магнитом, притягивающим беду?..