Любопытная

– Мадам и мсье, мое почтение. Прошу вас, садитесь, чувствуйте себя как дома. Мне было нелегко представить себе ваши желания в точности, но, думаю, мне это удалось. Я должна сообщить вам некоторые подробности. Прежде мне нужно знать ваше мнение: мистер Четтертон, коль скоро вы желали именно его, голодал двадцать четыре часа. Желаете ли вы поужинать с ним либо ему следует поужинать накануне свидания? Желаете ли вы, чтобы он был опьянен или более чем опьянен – восторжен?

– Думаю, что ему следует поужинать накануне, но пить лишь воду, – ответил Небо́. – Он должен быть опьянен поэзией, но не…

Он произнес название малоизвестного средства, возбуждающего чувственность – его действие зависело от принятой дозы. Миссис Рокинс удивленно спросила:

– Вы – химик, мсье?

– Ученик Ван Эльмона134.

– Мадам не говорит ни слова – надо думать, она – дама из высшего общества с особенным голосом.

– Предаваясь порочной страсти, следует быть особенно осторожной.

– В моей гостиной этот принцип является главным, мсье. То, что англичане называют лицемерием, здесь считается добродетелью. Преступлением же является огласка.

– Совестью же – треуголка жандарма? – спросил Небо́. – Расскажите, что вам известно о мистере Четтертоне.

– Вы желали поэта – молодого, непризнанного, страдающего. Мои люди обыскали чердаки всех семиэтажных домов на левом берегу Сены. На двадцать шестой день поисков они обнаружили молодого мужчину, лишившегося чувств подле листка бумаги, исписанного строками равной длины.

Миссис Рокинс позвонила и приказала вошедшему лакею:

– Подайте мистеру Четтертону ужин – легкий и без вина.

Она повернулась к Поль:

– Он не знает, где находится, полагая, что его отвезли к таинственной покровительнице. Не развеивайте этого заблуждения – ему свойственны непримиримая гордость бедняка и чистая совесть истинного поэта.

– Если оригинал окажется таким же, как портрет, миссис Рокинс, я заплачу две тысячи вместо восемнадцати сотен.

В глазах хозяйки засверкала алчность.

– Вы – истинный джентльмен и достойный клиент, – сказала она.

– Каких мужчин женщины желают чаще других? – спросил Небо́.

– Знаменитостей – особенно писателей. Но меня не беспокоит, что о моем доме напишут книгу – в день, когда откроется его тайна, исчезнет смысл его существования. Женщины желают актеров и известных спортсменов. Полагая, что отправляются на свидание, сюда приходят лучшие. Вчера в моем доме был Каролюс из кафешантана Бельвиля…

– Что вы скажете о женщинах, миссис Рокинс?

– Я разделяю женщин на четыре категории – Семирамиды, Клеопатры, мадам Бовари и старухи. Неистовой Семирамиде подходит зверь Бактриан, развратной Клеопатре – образованный и извращенный Антоний, мадам Бовари – страстный щеголь, старухе – юноша.

– Обобщение! – воскликнул Небо́. – Не могли бы вы показать нам Бактриана, триумвира и прочих?

– Щедрым клиентам я ни в чем не отказываю.

Она позвонила, и спустя мгновение в гостиной появился Бактриан.

Это был ярмарочный великан, одетый в овечью шкуру и обутый в золотые поножи. Увидев этого miles gloriosus 135, Поль пронзительно расхохоталась – отвратительное оказалось смехотворным. Сбитый с толку, герой античных карнавалов не решался двинуться с места, и принцесса откинулась на спинку кресла, сотрясаясь от смеха.

Следующим в гостиную вошел Антоний – на нем была пурпурная туника героя трагедий, а волосы были схвачены лентами. Он поприветствовал гостей, но его жест столь мало ответствовал его одеянию и обстановке, что принцесса вновь расхохоталась. Она не перестала смеяться и при появлении щеголя, пожелавшего заговорить и начавшего с обращения к прекрасной незнакомке, выдававшего кавалера из провинции. Появление юноши в тунике и сдвинутом на бок кепи, державшего руки в карманах и сигару во рту, вернуло атмосфере серьезность. В узких, прищуренных глазах пятнадцатилетнего было столько коварства, что удивился даже Небо́. Тот нахально остановился прямо напротив Поль, пытаясь сквозь вуаль перехватить ее взгляд. Выдохнув дым через ноздри, он произнес фальцетом:

– Ты молода. Молодые женщины – не моя забота.

Бесстыдник вышел, ужаснув своей скверной зрелостью.

– Вы видели лишь тех, кто останется здесь на всю ночь, – подытожила миссис Рокинс. – Немногие светские дамы могут уходить из дому вечером – более всего нас посещают днем, под предлогом отъезда в гости или на прогулку.

– Голубой будуар освещен, – сообщил лакей.

– Мы требуем половину суммы в задаток, – сказала Миссис.

– С кем же вам приходится иметь дело? – воскликнул Небо́. – Вы бестактны и неумны. Неужели ваши клиентки отважатся затеять тяжбу или драку? Я уверен, что Бактриан – отличный боксер.

– Драка в Erotic Office, мсье! Только не за двадцать тысяч франков.

Обитый шелком, голубой будуар был освещен слабым светом алебастрового светильника.

– Из кабинета, мсье, вы будете слышать все. Позвоните, когда пожелаете, чтобы пришел мистер Четтертон, мадам, – попрощавшись, хозяйка вышла.

– Мне не по душе этот полумрак, – Поль зажгла свечи в настенных светильниках.