Любовь

— Да... Мне было очень погано... И ты вела меня через весь город, а я не хотел идти, пока ты меня не поцелуешь... И ты меня целовала. И мы снова шли... и ты снова меня целовала, чтоб идти дальше...

— Что мне было делать... Ты тогда здорово напился.

Миладин засмеялся, не то чтоб с ехидцей, но и не без этого.

— Это ты вообразила, что я сильно пьян... А я был не очень... Извини, но я тогда притворялся. Чтобы ты меня целовала... Это я буду вспоминать всегда, особенно в трудные минуты.

— Так, так, — покачала я головой, — ясно. И почему ты теперь признался?

— Как почему? Ты же уезжаешь!

— Ах, да... Ну, ладно. Вот что я тебе скажу. Как ты чувствовал себя на самом деле, меня не интересует. Для меня ты был пьян. Кроме того, я целовала тебя в щеку. И профессия у меня такая — оказывать первую помощь... Следующий.

Никола взглянул на Петруна.

— Давай ты, — сказал Петрун.

— Видишь ли, — начал Никола нерешительно, — ничего конкретного я вспоминать не буду. Так мне кажется... Хочешь, чтоб я говорил откровенно?

— Да.

— Видишь ли, в чем дело... Каждый может представлять себе все, что ему захочется... Если у него есть фантазия, конечно... Думая о тебе, я буду вспоминать не что-нибудь конкретное, а такое, чего в действительности, может, и не случалось. Понимаешь?

— Где уж мне, — ответила я с иронией. — Тебя ужасно трудно понять. Только с такими фантазиями жить тебе будет нелегко. Я, если хочешь знать, стою за реальные переживания.

Самое смешное, что это говорила именно я. Смешно было мне, а не им. Они-то были твердо уверены, что радист действительно существует.

Никола пожал плечами — кому что нравится... Оно, конечно. Но что нравится мне?

— Такому ленивому человеку, как я, вспоминать очень трудно, — сказал Петрун. — Я живу не воспоминаниями, а настоящим. Тем, что преподнесет судьба. Так что я буду ждать, когда ты вернешься... Конечно, мне будет тебя не хватать, но дело не в воспоминаниях, а просто в кафе рядом будет пустой стул... Такие-то дела.

Вывернулся. Вообще лентяи — большие хитрецы. Я это и раньше замечала.

— Ладно, — сказала я. — Я удовлетворена... Теперь проводите меня.

Мы проследовали транзитом мимо дома отдыха. Сквозь стекла виднелись силуэты господ, склонившихся над столом. Они ужинали. Мне вдруг тоже захотелось есть. Во мне проснулся волчий аппетит.

Потом я попрощалась с моими друзьями. Обещала перед отъездом позвонить. Ложь надо было поддерживать, а то получалось совсем неудобно — я ведь подбила их на исповедь.

Расставание было весьма трогательным. Они наклонились и подставили мне щеки. Только у Миладина была ярко выраженная щетина, у двух других — скорее пух.

Я долго махала им, затем повернула к дому отдыха.

Должна сказать, что мы впервые говорили на такие темы. И вдруг сейчас, пока я шагала одна по темной тропинке между деревьями, мне пришло в голову: а почему, собственно, они оповестили меня о своей любви? Может, отец им что-то сказал или они сами, увидев меня, сообразили, что произошло что-то неладное, что я не совсем в себе, и решили таким способом продемонстрировать мне свою солидарность? Что, в сущности, нужно девчонке вроде меня? Ничего — только знать, что ее любят... Славные ребята, эти мои шальные приятели. Такие-то дела, как говорит Перун, бог предков.

ГЛАВА XX

За ужином компанию мне составлял только Стефан № 2. Остальные уже отужинали и не считали нужным сидеть за столом ради меня, а может быть, они нарочно, проявляя тактичность и деликатность, покинули арену, чтобы предоставить возможность Стефану № 2 и мне остаться наедине. Эта мысль ветерком мелькнула у меня в голове и не задержалась там. Может, это было так, а может, и не так. Откуда мне знать, что думают взрослые мужчины? Что я понимаю в мужской психологии? Почти ничего! Вот когда дело касается моих дружков, тут я всегда могу определить, что у них на уме.

— Пока вас не было, вас спрашивали по телефону, — сказал Стефан.

— Наверное, отец?

— Вряд ли... Голос был юношеский, во всяком случае, молодой... Разве что у вашего отца молодой голос.

Какой голос у моего отца? Не слишком мужественный, но было в его голосе что-то высушенное, шелестящее, так что его никак нельзя было принять за юношу. Значит, звонил мальчик Стефан. Это самое вероятное. Мне стало досадно, что я его упустила. Я вдруг почувствовала, что во мне снова вспыхивает интерес к этому мальчику или, вернее, ко всей его запутанной истории. Что, например, происходит с Ириной, у которой должен быть ребенок? Не случилось ли чего плохого или она уже вышла замуж и все утряслось? Пожалуй, хороший исход для Ирины был одновременно плохим исходом для мальчика Стефана. Я уже не раз говорила о своем ненормально развитом или, если употреблять соответствующий термин, ги-пер-трофированном чувстве профессионального долга. Вот и сейчас за столом меня охватило почти неврастеническое желание узнать, что случилось, и вмешаться, если я кому-то нужна.

— Он просил что-нибудь передать — позвонит снова или еще что-нибудь? — спросила я Стефана № 2.