Любовь

— Хорошо вам искать разнообразия. Только пусть эти комбинации, это разнообразие будет уделом других, не вашим. Так ведь? Очень удобно смотреть со стороны на то, что происходит. Но если сам запутаешься в какой-нибудь комбинации, тогда хоть волосы на себе рви...

Сказано это было не слишком весело. Больше того — разговор принимал грустный оборот, несмотря на то, что ради меня мой собеседник и выдавливал из себя улыбку.

Я решила его развеселить. И вспомнила подходящую тему, которую давно держала про запас.

— Послушайте, — сказала я, — я много раз задавалась вопросом: зачем вы стали на голову в тот вечер... во время юбилея?

Он поднял брови к потолку, выдал еще одну улыбку, вздохнул и сказал как-то очень-очень искренне:

— Знаете, почему?.. Потому что мне хотелось вам понравиться.

Мне понравиться! Мне. Я взглянула на него исподлобья. Многовато признаний для одного вечера. Сначала мои ребята, теперь этот Стефан № 2. Такое нелегко перенести.

Тогда он добавил, увидев, вероятно, что я сникла:

— Совершенно бескорыстно. Не подумайте чего плохого.

— Хорошо, — сказала я. — Только откуда вы взяли, что мне это должно было понравиться?

Он снова улыбнулся своей кривой улыбкой:

— Я помню, что в былые времена мне больше всего нравились люди, готовые встать на голову. А сейчас я хочу нравиться молодым. Пока я в состоянии это делать, я буду становиться на голову всегда, когда нужно.

Грустные заключения. Выходит, я не только не развеселила его, а наоборот — разбередила его раны. Кроме того, мне показалось, что он слегка надо мной посмеивается. И я сказала:

— Знаете, мне тогда стало стыдно. Не за вас, вы просто выкинули номер, а за себя, за то, что вы делаете это по моей просьбе. Это выглядело издевательством. Теперь я могу вам признаться.

— Будет, будет... Не надо усложнять. Все это ерунда. Я встал на голову, потому что был пьян. Чего ждать от пьяного? Правда ведь?

Тут из комнатки директора послышался телефонный звонок. Я вскочила, потому что все время разговора прислушивалась в ожидании этого звонка. Это должен был быть мальчик Стефан.

Но меня ждало разочарование. Звонил отец.

— Тебе звонили по делу, — сказал он. — Большой курс вливаний. Я объяснил, что тебя нет в Софии. Но они непременно хотят, чтобы делала ты. Какому-то ребенку. Ты ему уже делала...

— Внутривенные?

—Да.

— Знаю.

— Они спрашивают, когда ты вернешься. Завтра позвонят снова. Обязательно хотят, чтобы делала ты.

Да, естественно, что они хотят. Очень было тяжело с этим мальчиком. Десять лет ему, страшно болезненный и слабый. И вены из самых капризных. Но так или иначе, я справлялась. Я понимала, что другому будет трудно приспособиться к мальчику, да и он будет плохо себя чувствовать с новой сестрой. Но что я могла сделать? С другой стороны, надо признаться, этот курс вливаний означал по крайней мере двадцать левов, их тоже жалко было упускать.

— Скажи им, чтоб, если могут, подождали несколько дней. Я сама им позвоню. Телефон я знаю.

— Хорошо... А как ты?

— Ничего нового.

— Мама тоже рада, что ты успокоилась.

Я ничего не сказала. Это сообщение привело меня в некоторое замешательство. Не потому, что я не ждала такого трогательного внимания с ее стороны, а оттого, что в последние дни я о ней вообще не вспоминала и теперь почувствовала себя застигнутой врасплох, как бывает, когда вдруг приходят в гости какие-то совершенно забытые знакомые.

Когда я вернулась в столовую, оказалось, что Стефан №2 уже ушел. На столе лежала развернутая салфетка. На ней большими буквами было нацарапано: «Спокойной ночи».

Видно, ему захотелось спать или у него работа. Или я испортила ему настроение. Это самое вероятное. Откуда мне знать, что может испортить настроение мужчине в тридцать лет. Нет, все-таки я не виновата. Впрочем, я даже испытала облегчение оттого, что он ушел, — наш разговор под конец и мне стал в тягость. Я чувствовала, что к добру он не приведет. К тому же я устала, мы ведь с ребятами долго гуляли, даже играли в салочки...

Я пошла в свою комнату. Зря все-таки я не взяла с собой книг. Я легла, погасила свет и попыталась заснуть. Хотя время было детское — десять часов.

ГЛАВА XXI

В самом начале этих записок я дала одно обещание. Его, видимо, пора выполнить и объяснить кое-что, о чем я до сих пор избегала говорить. Речь идет о причине моего так называемого бегства из дому. С этого эпизода, вероятно, надо было начать, но, как вы увидите, рассказывать о нем не слишком приятно. Что-то сжимается в груди, когда я думаю о том, что случилось в день моего бегства. И сейчас, начав рассказывать, я, вероятно, невольно опущу некоторые подробности. Да они не так уж и необходимы.

За месяц до этого события мы получили телеграмму, в которой было сказано, что отец должен явиться в одно учреждение по важному делу. Никто из нас не придал этому особого значения. Это было в середине дня. Отец ушел, потом я тоже куда-то пошла и вернулась домой только вечером.