Любовь и брокколи: В поисках детского аппетита

– Я была когда-то перфекционисткой и до сих пор еще остаюсь ею, с точки зрения французов, – отвечает моя собеседница. – Но на многие вещи смотрю теперь по-другому. Например, я понимаю, что для ребенка бутерброд, съеденный в компании счастливой мамы где-нибудь в парке, на травке, будет гораздо полезнее, чем обед из трех блюд, с супом и компотом, приготовленный несчастной заезженной мамашей, которая ненавидит и этот суп, и этот компот, и этого ребенка. Лучше потратить двадцать минут на то, чтобы приласкать как следует малыша, поиграть с ним, чем провести весь день рядом, бранясь и крича или просто болтая с кем-то по телефону.

Испытание голодом

Недавно у нас в Гамбурге гостила моя близкая подруга из Парижа. Ее зовут Александра Олсуфьева, ее прабабушка принадлежала к старинному дворянскому роду Трубецких. Сразу после революции предки Александры бежали из России и осели во Франции. Алекс, свободно говорящая на пяти языках (ее мама – румынка), живет в Париже с восьми лет. При этом она в гораздо большей степени считает себя человеком мира, нежели француженкой. И тем не менее, когда мы все вместе садимся ужинать, я мигом начинаю комплексовать. В первую очередь потому, что поведение моего сына за столом, как мне кажется, слишком далеко от французских стандартов. Кроме того, во всем, что касается еды, моя подруга, можно сказать, профи. По профессии она юрист, но ее настоящая страсть – кулинария. В свое время Алекс семь лет проработала в Москве и все эти годы устраивала у себя в квартире на улице Чаянова благотворительные ужины, где собиралась очень пестрая интернациональная публика (на одном из таких вечеров я и встретила Ханса, который жил по соседству). На этих ужинах Алекс всегда строго соблюдала французский порядок подачи блюд, да и необходимые ингредиенты, включая фермерских кур-цесарок и уток, также килограммами возила из Парижа.

– Мам, я сыт, больше не хочу! – Проглотив полтарелки свекольного супа-пюре, закусив хлебом со сливочным сыром, опрокинув в себя полстакана воды и оставив нетронутыми нарезанные овощи и сыр пармезан, Боря выскакивает из-за стола.

Мы с Александрой не успели даже приступить к еде.

Я не заставляю его ни доедать, ни досиживать с нами за столом до конца ужина, но, оправдываясь, бросаю на подругу смущенный взгляд: мол, видишь, у меня точно не французский ребенок.

– А что? Он у тебя прекрасно ест! – с невозмутимой улыбкой реагирует Алекс, политкорректно не комментируя Борины манеры. – Для ребенка во Франции это обычная порция, если даже не больше.

Знаешь, секрет «шелковых» французских детей в том, – продолжает она (и в ее голосе я улавливаю нотки иронии), – что в нашей кухне порции действительно крошечные. Поэтому дети чаще всего их съедают – это не так уж сложно. И чем аристократичнее происхождение и выше социальный статус семьи, тем меньше тебе кладут на тарелку. Изобилие и статус у нас часто идут рука об руку с ограничениями. В еде, да и в целом в воспитании. Зацикливаться на детях и относиться к ним как к центру Вселенной – моветон.

Александра в красках описывает мне трагикомичный эпизод из собственного детства, когда она «чуть не померла с голоду». Родители отправили девочку на каникулы на горнолыжный курорт вместе с теткой, обеспеченной дамой аристократических кровей. У той было трое своих детей-подростков. Вся эта компания, включая мужа родственницы и саму Алекс, после долгих часов катания на лыжах нередко делила на ужин… одного-единственного цыпленка. Плюс немного картошки или риса, небольшое блюдце салата и пару кусочков сыра на десерт.

От себя добавлю, что размер порций во Франции, конечно же, связан не только со скаредностью, присущей, как многие считают, некоторым представителям этой нации. Это традиция, которая уходит корнями в далекое прошлое. Французов испокон веков качество и вкус еды занимали гораздо больше, чем ее количество (пиры при дворе королей не в счет). Изысканный вкус достигался во многом благодаря обилию соусов и приправ, а размер порций компенсировался разнообразием ингредиентов и несколькими переменами блюд. Эта тенденция стала особенно заметной в последние 150 лет, когда, благодаря усилиям нескольких великих кулинаров[48], региональную и высокую кухню, унаследованную от королевского двора и парижской знати XVII–XIX вв., объединили с не менее богатой и разнообразной cuisine bourgeoise – кухней буржуазии.

– Французов в мире многие недолюбливают – считают холодными, прижимистыми и чрезмерными индивидуалистами, – продолжает моя подруга уже за вторым бокалом бордо. – Это правда отчасти. И причины кроются в том числе в особенностях нашего воспитания. От детей во Франции очень рано – может быть, даже слишком рано! – требуют взрослого поведения. В первую очередь – за столом.