Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

Андрей повернул голову набок. В откинутом пологе окна ветер легко покачивал освещенную фонарем ветку грецкого ореха.

— Альпинисты спят лицом к выходу для того, чтобы Эльбрусская Дева могла ночью разглядеть их лица, — седобородый отставил кружку в сторону. — А дело было так… Однажды, в далекие времена, одна группа решила подняться на Эльбрус. А была как раз весна. Небо было прозрачное, как хрусталь, и только над обеими вершинами — Восточной и Западной — висели чечевичные облака, мрачные вестники непогоды…

Таинственная громада Эльбруса хранила последние отблески заходящего солнца. У подножия бродили слоистые туманы, а обе вершины скрывались серебристыми, чечевичной формы облаками.

Пустые заиндевевшие от мороза кресла подвесной канатной дороги выплывали из метели, с монотонным зловещим скрежетом объезжали большой металлический барабан, прорезая глубокую щель в снежном надуве, и снова исчезали в густой молочной пелене.

В очередном кресле появился запорошенный снегом Андрей, в следующем — Володя, потом Валера, Эдик, Тюльпанов, еще какие-то люди. Спрыгивая на обледенелую площадку, они надевали рюкзаки и уходили вверх по вытоптанной в снегу, глубокой, в рост человека, траншее.

Миновав занесенные по крышу дома-бочки, все выстроились в цепочку, пробивая дорогу в отшлифованных непрекращающимися ураганами, бескрайних волнистых полях, бледно освещенных луной. Провода утонувшей в снегу линии электропередачи стелились над самой поверхностью склона. Горевшие на столбах лампочки раскачивались под ветром, отбрасывая на гладкую ледяную корку неверный колеблющийся свет.

Андрей шел впереди, по грудь проваливаясь в снег. Тяжело дыша, локтями пробивал спрессовавшуюся фирновую доску, подминал обломки под себя, утрамбовывал их сначала коленями, потом ботинками. Снова пробивал доску и снова утрамбовывал. На мгновение он остановился, зачерпнул снег и сунул в рот. За спиной послышался хриплый кашель. Андрей двинулся дальше, но через несколько метров упал без сил и отвалился в сторону, уступая дорогу позади идущим. Перед самым его лицом раскачивалась на проводе горящая лампочка. Стянув зубами обледенелую рукавицу, Андрей обнял ее замерзшими пальцами. Лампочка лопнула в его руке…

Преодолев крутой ледовый взлет, они вышли к мрачному и по-марсиански безжизненному «Приюту одиннадцати». На последних метрах несколько человек сорвались и с криками заскользили в пропасть, высекая ледорубами искры изо льда. Большим медным ключом Эдик отпер замок вмерзшей в лед металлической двери, отодрал ее с помощью ледоруба от стены и в образовавшуюся узкую щель протиснулся внутрь. За ним — Андрей и Валера. Чиркнув спичкой, Эдик зажег огарок свечи, приваренный к заиндевевшему столику, на котором лежали завернутые в обрывок старой газеты смерзшиеся куски хлеба и несколько пустых консервных банок. Метель непрерывно стучала в окна. Отломив свечу, Эдик всмотрелся в заголовки газеты, потом осветил пространство вокруг себя. На голом деревянном настиле лежал ворох сгнивших ватных одеял и одежды, напоминавший человека.

— О, господи, Боже мой! — испуганно прошептал Валера.

Выбравшись наружу, Андрей опустился на колени, снял рукавицу и зачерпнул горсть снега. Ветер мгновенно сдул его с ладони.

— Это старый! — донесся сквозь завывания вьюги крик Эдика. — Надо искать надувы — там свежий!

Все расползлись вокруг в поисках свежего снега.

Наконец Володе удалось слепить снежок. Он бросил его на склон и покатил, собирая огромный ком. Остальные тоже принялись лепить гигантские комья и двигали их на маленькую горизонтальную площадку. Через некоторое время там образовалась бесформенная снежная куча, высотой в два человеческих роста.

Тюльпанов достал из-за пояса жестяную лавинную лопатку и начал любовно обтесывать гору, отламывая большие пласты снега. Другие — кто ножами, кто руками — тоже помогали ему, обрезая куски и оттаскивая их в сторону…

Первые лучи еще невидимого солнца осветили розовым светом вершины Главного Кавказского хребта.

— Плотнее! Плотнее! — Тюльпанов смотрел в видоискатель фотоаппарата, прикрученного к воткнутой в снег лыжной палке. — Все, стойте! Стойте так, не двигайтесь!.. О, черт, давайте скорее! Сейчас же солнце взойдет! — нажав на автоспуск, он, спотыкаясь и проваливаясь в снег, побежал наверх.

Там, на фоне величественного двуглавого Эльбруса, уже стояли все остальные, обступив огромную снежную женщину, слепленную в одной из самых широко известных поз «Кама сутры».

Щелкнул затвор фотоаппарата.

Живописная долина упиралась в крутой каменистый взлет, стиснутый по бокам высокими отвесными скалами. Ломаной линией белела тропа, уводящая куда-то наверх. Небольшая речка плавно текла через ровную поляну, заросшую сочной травой.