Любовь и ненависть

Продолжая ворчать, сел на камень со мной на руках, его движения мягкие, сильные, как у гибкого, красивого животного, накинул на мои голые плечи свою огромную теплую куртку. Я задрала голову вверх, и было удивительно увидеть, что скрывалось за его темно-желтыми глазами. В его взгляде светилось понимание, глубокое понимание:

— Мира прости его, болвана, — я поддалась к нему и уткнулась лицом в сильное плечо, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Его рубашка моментально стала мокрой от моих слез.

— Он меня совсем, совсем не любит, — Николас гладит меня по голове, я всхлипываю, — ненавидит меня! — Я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Казалось, что кожа того и жди лопнет и мои хрупкие кости разлетятся вдребезги.

— Он их всех обнимает, игнорирует меня, а потом кричит, чтобы я шла вон! — У меня истерика, мне не остановиться.

— Тш-ш-ш, успокойся мелкая, — ардорец укачивает меня на коленях, он улыбнулся своей странной улыбкой, о которой никогда нельзя было сказать, печальна она или радостна. — он тебя очень любит, просто он идиот, не плачь…Вон он там. Страдает, бедняга. — Я посмотрела куда он указал и увидела еще один силуэт на фоне темного неба.

— Не отдавай меня ему, я не хочу, я не могу так, насильно… Я не убегу, честно… — Я в отчаянии цепляюсь за Николаса, как будто меня уже отрывают от него. Горячие слезы текли по лицу и просачивались между пальцами. Я оплакивала Рема и себя, какой я была с ним, нашу ушедшую любовь. Это уже никогда не вернется…

Николас

Голова трещала нещадно. В который раз он повторял себе, нельзя столько пить. Ужас! А впереди еще такой долгий день. Рем с Мирой поссорились. Рем выскочил из комнаты бешенный, как ошпаренный, расстроенный и раздраженный. Все молчали, прятали глаза, Николасу было очевидно, что друзья поддерживают Миру. Поход к Сорве сейчас опасен и глуп. Рем ослаб, у него просто не хватит сил на полноценный удар. Взорвать Сорве — это как в полный голос прокричать: — «Смотри Дарко, ау, а я здесь, живой!» На предгорья будут направлены многочисленные креландские войска. С помощью многочисленных орудий проход через Сорве снова будет расчищен, Ардор опять будет залит кровью, Владыку поймают… Рем, бешенный, бледный от расстройства и огорчения, не слушал никакие доводы. Может ударить его по голове и подержать пару недель без сознания, Николас не сомневался, что все с готовностью поддержат эту идею…

А теперь этот ужасный праздник. У Николаса едва не перехватило дыхание, когда он увидел ее… Впервые со времени их знакомства на ней был вечерний туалет.

Платье из золотистого шелка мягко и изящно ниспадало с прямых плеч Миры. Оно казалось узким и все же не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было закрыто, сзади имело глубокий вырез. В матовом оранжевом свете пещеры Мира казалась ему золотистым факелом, неожиданно и ошеломляюще изменившейся, праздничной и очень красивой. Прекрасное лицо, темно-золотые волосы ярким каскадом обрамляли бледное, узкое с острым подбородком лицо, слишком большие для этого лица, чуть раскосые зеленые глаза, алые, пухлые губы… Николас заметил, что все взгляды были обращены на нее…Она идет — задумчивая, очень печальная, ничего не замечает…

«Ну и денек, — подумал Николас. — Поскорей бы прошел. Уже вот и солнце село, а все не видно конца». Ужасный праздник продолжался. Рем сердится. Мира сердится и танцует с бесконечным количеством кавалеров. Как только мужчины поняли, что эта печальная и очень красивая креландка одинока, к ней выстроилась нескончаемая очередь галантных поклонников. Владыка злится, ревнует. Все больше и больше обнимает ардорок, обступивших его, танцует, утешает… Старательно отворачивается…Болван…

— Сейчас рванет… — произносит Лиэм, наблюдая за Владыкой;

— Идиот, — комментирует мрачно Николас, Мира устало сидит около своего столика. Пиер принес ей бокал вина. — Вот чего он ее бросил на весь вечер. Злится, ревнует, но не подходит.

Рем злющий, отвернулся от Миры, которая пытается поймать его взгляд. Друзья знали, что он думал о Мире. Все время только о Мире.

— Любовь, — невозмутимо заметил Сай, — чудесная вещь. Но она ужасно портит характер.

— Кретин, — говорит Николас, пошатывающаяся Мира под руку уходит с Пиером. Николас с беспокойством проводил глазами худенькую фигуру Миры. Не заболела ли она? Надо поговорить с Ричардом. Уже не раз он замечал, как буйная жизнерадостность маленькой Госпожи мгновенно и резко сменялась в ней глубокой усталостью. Она казалась неисчерпаемой в своей свежей любознательности и энергии. Но внезапно наставал вдруг момент, когда лицо ее бледнело, а глаза глубоко западали. Тогда всё кончалось. Она утомлялась не постепенно, а сразу, в одну секунду. И это случалось чаще и чаще. Николас был уверен, что она выглядела худее, чем когда он впервые увидел ее. А Рем конечно ничего не замечал! Влюбленный без ума идиот!

Рем побежал за ней… Крики, вопли. На Владыке лица нет.

— Николас, она ушла, ушла, я на нее накричал, чуть не ударил, она ушла, — на Рема смотреть страшно, его губы дрожат, зубы не попадают друг на друга.